Косоглазая женщина уже готова была склониться к пустячному грехопадению с Локком – от которого, правда, она отказывалась, пока очередной стакан не убедил ее, что пора прекращать корчить из себя невинность, – как в дверь постучали.
– Блядь, – сказал Локк.
–
Похоже, это было единственное известное ей английское слово.
Локк, не реагируя на ее слова, неловким пьяным движением передвинулся к краю продавленного матраса. Стук раздался снова.
– Кто там?
– Сеньор Локк? – высокий голос за дверью был явно мальчишеским.
– Да? – сказал Локк. Его брюки затерялись где-то среди смятых простыней. – Да? Что тебе нужно?
–
– За мной?
Он нашел брюки и натянул их. Женщина, отнюдь не расстроенная его уходом, смотрела с изголовья кровати, поигрывая пустой бутылкой. Застегнувшись, Локк в три шага проделал путь от кровати до двери и открыл ее. Стоявший в темном коридоре мальчик, судя по черным глазам и особому оттенку кожи, имел индейские корни. На нем была футболка с надписью «Coca-Cola».
–
Мальчик пялился на женщину в кровати за спиной Локка. На его лице расплылась ухмылка от уха до уха.
– Больница? – сказал Локк.
–
Это мог быть только Штумпф, подумал Локк. Кому еще в этом захолустном аду он мог понадобиться? Никому. Он посмотрел на ухмыляющегося ребенка сверху вниз.
–
– Нет, – сказал Локк. – Я не пойду. Не сейчас. Понимаешь? Потом. Потом.
–
– Умирает? – спросил Локк.
–
– Да и пусть. Понял меня? Вернись и скажи, что я приду, когда освобожусь.
Мальчик снова пожал плечами.
–
– Иди к черту, – ответил тот и ударил ребенка по лицу.
Когда, спустя два часа и один неуклюжий половой акт с равнодушной партнершей, Локк открыл дверь, то обнаружил, что мальчик в отместку нагадил на пороге.
Больница
– Сеньор Штумпф? – спросил Локк идущую навстречу женщину в белом. – Я ищу сеньора Штумпфа.
Медсестра покачала головой и указала на человека, который с усталым видом курил маленькую сигару. Локк подошел к мужчине, окутанному облаком вонючего дыма.
– Я ищу сеньора Штумпфа, – сказал он.
Мужчина вопросительно взглянул:
– Вы Локк?
– Да.
– Ага.
Курильщик выбросил сигару, чей едкий дым мог бы вызвать обострение у какого-нибудь тяжелого пациента.
– Я доктор Эдсон Коста, – сказал он, протягивая Локку холодную руку. – Ваш друг всю ночь ждет, чтобы вы пришли.
– Что с ним случилось?
– Он повредил глаз, – ответил Эдсон Коста, явно равнодушный к состоянию своего пациента. – И у него есть маленькие ссадины на руках и лице. Но он не хочет, чтобы кто-то подходил близко. Он сам себе доктор.
– Почему? – спросил Локк.
Врач выглядел озадаченно.
– Он платит за стерильную палату. Платит хорошо. Поэтому я поместил его туда. Хотите увидеть его? Может, забрать?
– Может, – сказал Локк без энтузиазма.
– Его голова… – добавил врач. – У него галлюцинации.
Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, мужчина быстро пошел вперед, оставляя за собой табачный след. По извилистому маршруту он прошел через главное здание, пересек маленький внутренний дворик и остановился у палаты, где в двери было стеклянное окошко.
– Здесь, – сказал доктор. – Ваш друг. Скажите ему: он платит еще или утром он уходит.
Локк уставился внутрь. В обшарпанной белой комнате стояли только кровать и стол, освещенные таким же тусклым светом, который заливал всю больницу. Штумпф не лежал в кровати, а сидел на корточках на полу в углу комнаты. Его левый глаз закрывал похожий на луковицу тампон, который удерживали на месте кое-как намотанные вокруг головы бинты.
Локк довольно долго смотрел на немца, прежде чем тот почувствовал на себе чужой взгляд и медленно повернул голову. Его здоровый глаз, словно компенсируя потерю компаньона, опух и казался в два раза больше нормального размера. В нем был страх, которого хватило бы не только на оба глаза, а на целый десяток.
Осторожно, как человек, чьи кости так хрупки, что он боится их повредить неловким вздохом, Штумпф отлепился от стены и подошел к двери. Он не открыл ее, а начал общаться с Локком сквозь стекло.
– Почему ты не приходил? – сказал он.
– Я здесь.