– Но
– Я был занят, – ответил Локк. – Что с тобой случилось?
– Это правда, Локк, все правда.
– О чем ты говоришь?
– Тетельмен сказал мне. Те слова Черрика, об изгнании. Это правда. Они хотят уничтожить нас.
– Мы сейчас не в джунглях, – сказал Локк. – Здесь бояться нечего.
– Есть чего бояться. – Глаз Штумпфа расширился еще больше. – Есть! Я видел его…
– Кого?
– Старика. Из деревни. Он был здесь.
– Чушь.
– Он
– Ты слишком много пьешь.
– Это случилось с Черриком, а сейчас это происходит со мной. У нас отнимают саму возможность жить…
– У меня нет никаких проблем, – фыркнул Локк.
– Они не дадут тебе ускользнуть. Никто из нас не уйдет. Пока мы не заплатим сполна.
– Тебе придется освободить палату, – сказал Локк, не желая больше слушать этот бред. – Мне сказали, тебе надо съехать утром.
– Нет. Я не могу уйти отсюда. Не могу.
– Нечего бояться.
– Пыль, – сказал немец. – Пыль в воздухе. Она порежет меня. Мне в глаз попала соринка – простая соринка, – и тут же из глаза потекла кровь так, словно никогда не остановится. Я почти не могу лежать. Простыни словно доска с гвоздями. На ногах такие язвы, словно кожа сейчас лопнет. Ты должен помочь мне.
– Как? – спросил Локк.
– Заплати за палату. Заплати, чтобы я мог остаться здесь, пока не приедет специалист из Сан-Луиса. Затем вернись в деревню. Вернись и скажи им, что мне не нужна земля. Скажи, что я ей больше не владею.
– Я вернусь, – сказал Локк, – но когда захочу.
– Ты должен ехать
Внезапно выражение на его наполовину скрытом бинтом лице изменилось. Штумпф словно смотрел на что-то в коридоре позади Локка. Из его искаженного ужасом рта вырвалось одно слово:
– Пожалуйста.
Локк, заинтригованный его выражением, обернулся. Коридор был пуст, лишь две толстые ночные бабочки кружились вокруг лампочки.
– Здесь ничего нет, – сказал он, поворачиваясь обратно к двери. На стекле с сетчатым рисунком явственно отпечатались две кровавые ладони.
– Он здесь, – произнес немец, не отрывая взгляда от призрачных отпечатков на окровавленном стекле. Локк не стал спрашивать, кто именно, а поднял руку и коснулся отпечатка. Еще влажный кровавый рисунок был на
– Боже мой, – выдохнул он. Как кто-то мог проскользнуть между ним и дверью, оставить отпечатки и ускользнуть за то мгновение, которое потребовалось ему, чтобы обернуться? Понять это было невозможно. Он опять посмотрел в коридор. Тот по-прежнему пустовал. Только свисавшая с потолка лампочка слегка раскачивалась, словно от порыва воздуха, да шуршали крылья бабочек.
– Что происходит? – сдавленно произнес Локк.
Штумпф, ошеломленный появлением отпечатков, легонько коснулся пальцем стекла. Палец начал кровить, и по стеклу медленно пополз алый ручеек. Штумпф стоял, не отнимая пальца, и смотрел на Локка с отчаянием в глазах.
– Видишь? – очень тихо сказал он.
– Что за игра? – таким же приглушенным голосом спросил Локк. – Это какой-то трюк.
– Нет.
– Ты не болеешь тем же, чем Черрик. Не можешь болеть. Ты к ним не прикасался. Мы же
Штумпф смотрел на него с каким-то оттенком жалости на лице.
– Мы ошибались, – сказал он мягко. Его пальцы, которые он теперь отнял от стекла, продолжали кровоточить.
Внезапное фаталистичное спокойствие немца пугало Локка. Он взялся за ручку двери и дернул. Дверь была заперта. Ключ находился внутри, в том помещении, за которое заплатил Штумпф.
– Оставайся там, – сказал Штумпф. – Не приближайся ко мне.
Его улыбка исчезла. Локк нажал плечом на дверь.
– Оставайся там, я сказал, – истерично закричал Штумпф. Он отпрянул от двери, когда Локк еще раз ударил в нее. Потом, видя, что замок скоро не выдержит, Штумпф нажал на сигнал тревоги. Локк, не обращая внимания, продолжал ломиться внутрь. Послышался треск дерева.
Где-то рядом в ответ на призывы Штумпфа раздался женский голос. Неважно. Локк доберется до немца раньше и сотрет все следы улыбки с лица этого ублюдка. Он ломился в палату со все возрастающим остервенением. Наконец дверь поддалась.
В стерильном коконе комнаты Штумпф почувствовал первый порыв неочищенного воздуха из внешнего мира. Это было лишь легкое дуновение, но оно ворвалось в его импровизированное святилище, неся с собой весь мусор окружающего мира – сажу и мелкие семена, перхоть с тысяч голов, пушинки, песок и волоски и даже яркие чешуйки с крыльев бабочек – частицы настолько мелкие, что человеческий глаз мог разглядеть их лишь в луче яркого света, настолько крошечные, что большинству живых существ они не могли причинить никакого вреда. Но для Штумпфа это облако было смертельным, и за секунды его тело покрылось крошечными кровоточащими ранками.
Он завизжал и побежал к двери, чтобы снова плотно ее закрыть, и там на него обрушился целый град микроскопических лезвий, резавших нежную плоть.