Книги крови. Запретное. IV-VI

Может, это портрет? Было что-то тревожно конкретное в деталях бровей и контурах распахнутого рта, в этих тщательно выписанных плотоядных зубах. Явный кошмар: возможно, зарисовка чего-то увиденного в героиновом бреду. Каким бы ни было ее происхождение, картина впечатляла. Работала даже иллюзия двери-рта. Коридорчик между гостиной и спальней сходил за глотку, побитая жизнью люстра служила миндалинами. За пищеводом, в желудке кошмара, белым огнем пылал день. Общий эффект вызывал в памяти декорации аттракциона «Поезд ужасов». Та же преувеличенная безобразность, то же бесстыдное желание напугать. И это работало: Хелен стояла в спальне, едва ли не остолбенев при виде картины, безжалостно уставившейся на нее красными глазами. Она решила вернуться сюда завтра, на этот раз со светочувствительной пленкой и вспышкой, чтобы осветить шедевр.

Когда Хелен собралась уходить, солнце спряталось, и полосы света угасли. Она оглянулась на заколоченные окна и впервые заметила, что на стене под ними был написан краской из баллончика лозунг из двух слов.

«Сладчайшее – сладчайшему», – гласил он. Цитата была ей знакома, а вот первоисточник – нет. Признание в любви? Если так, то место для признания выбрали странное. Невзирая на матрас в углу и относительную уединенность комнаты, Хелен не могла представить, как предполагаемый адресат этих слов входит сюда, чтобы принять букет. Никакие влюбленные подростки, пусть даже сгорающие от желания, не прилегли бы здесь поиграть в папу с мамой; только не под взглядом кошмара на стене. Она подошла поближе, чтобы изучить надпись. Краска, похоже, была того же оттенка розового, который использовали, чтобы раскрасить десны кричащего мужчины; возможно, одна рука?

Позади раздался шум. Хелен развернулась так быстро, что едва не споткнулась о заваленный одеялами матрас.

– Кто?..

На той стороне глотки, в гостиной, стоял мальчик лет шести-семи, со ссадинами на коленях. Он смотрел на Хелен блестящими в полумраке глазами, словно ждал ее слов.

– Да? – сказала она.

– Анна-Мария спрашивает, не хочешь ли ты чаю? – сообщил он без пауз и интонации.

Казалось, разговор с девушкой состоялся много часов назад. Но она была благодарна за приглашение. От сырости в квартире ее знобило.

– Да… – сказала она мальчику. – Да, спасибо.

Ребенок не двигался с места и просто смотрел на нее.

– Ты покажешь дорогу? – спросила она.

– Если хочешь, – ответил он, не выказывая ни малейшего энтузиазма.

– Я бы хотела.

– Ты фотки делаешь?

– Да. Да, делаю. Но не здесь.

– Почему?

– Слишком темно, – объяснила она ему.

– А в темноте не получается? – осведомился он.

– Нет.

На это мальчик кивнул, как будто информация каким-то образом укладывалась в его представления о мире, и, не говоря больше ни слова, развернулся кругом, явно ожидая, что Хелен пойдет за ним.

На улице Анна-Мария была скупа на слова, но в стенах своей кухни совершенно изменилась. Настороженное любопытство сменилось бодрым словесным потоком и беспрестанным метанием между десятком домашних забот, словно она была жонглером, который держал в воздухе несколько тарелок одновременно. Хелен наблюдала за этой эквилибристикой с определенным уважением: сама она как домохозяйка никуда не годилась. Наконец бессвязный разговор вернулся к тому, ради чего Хелен сюда пришла.

– Эти фотографии, – сказала Анна-Мария, – они вам зачем?

– Я пишу о граффити. Фотографии будут иллюстрировать мою диссертацию.

– Не очень красивая тема.

– Да, вы правы, не слишком. Но я нахожу ее интересной.

Анна-Мария покачала головой:

– Я ненавижу этот район. Здесь опасно. Людей грабят на порогах собственных квартир. Дети что ни день поджигают мусор. Прошлым летом пожарные приезжали сюда по два-три раза в день, пока не запаяли мусоропроводы. Теперь мусор просто бросают на дороге, а это приманивает крыс.

– Вы здесь одна живете?

– Да, – сказала она, – с тех пор, как Дэйви ушел.

– Это ваш муж?

– Он отец Керри, но мы не были женаты. Прожили вместе два года. Нам бывало хорошо. А потом он просто собрался и ушел, пока мы с Керри гостили у моей мамы.

Анна-Мария уставилась в свою чашку:

– Без него мне лучше. Но иногда бывает страшно. Хотите еще чаю?

– Думаю, мне уже пора.

– Всего одну чашечку. – Анна-Мария поднялась и выдернула электрический чайник из розетки, чтобы отнести к раковине и налить в него воды. Собравшись включить кран, она заметила что-то на сушилке для посуды и раздавила это большим пальцем.

– Попался, зараза, – сказала она, а потом повернулась к Хелен. – У нас тут чертовы муравьи.

– Муравьи?

– Весь район заполонили. Они из Египта: их фараоновыми муравьями кличут. Мелкие рыжие поганцы. Плодятся в теплотрассах, а оттуда пробираются во все квартиры. Тут от них никуда не денешься.

Эта невероятная экзотика (египетские муравьи?) показалась Хелен забавной, но она ничего не сказала. Анна-Мария смотрела из кухонного окна на задний двор.

– Вы должны им рассказать, – сказала она, хотя Хелен не понимала, с кем ее просили поговорить. – Рассказать, что нормальные люди уже и по улицам ходить не могут…