Книги о семье

ДЖАННОЦЦО. Почти все они получили рыцарское звание за какие-то свои необыкновенные заслуги. Когда один из них, Никколайо Альберти, благороднейший по духу и нравам человек, заседал в выборных органах и занимал высший судебный пост в обществе тех немногих, кто управлял всей республикой, то, при вручении знамени и военной хоругви вождю флорентийского войска[56] во время войны с Пизой, в присутствии всех наших ликующих сограждан и к чести нашей фамилии ему было даровано звание и достоинство рыцаря перед дверьми того дворца[57], местопребывания и оплота наших магистратов, который был основан и заложен нашими Альберти и чье величие и достоинство мы старались оберегать и преумножать, насколько это было в наших силах и возможностях. Как вы знаете, первые основания нашего общественного здания были заложены во времена, когда Альберто, сын правоведа мессера Якопо, исполнял обязанности одного из приоров в правительстве республики[58].

И сам я часто вспоминаю о том, что издревле и до последних дней в нашем доме Альберти не было человека, чей отец, сын, дядя или племянник не был бы рыцарем из рода Альберти.

Но оставим эту родословную, которая не относится к нашей теме – бережливости – и к твоему вопросу о том, сам ли я выработал перечисленные мной правила, или усвоил их от других. Я начал говорить о том, что в доме мессера Никколайо, когда там был мессер Бенедетто Альберти, существовал обычай никогда не обсуждать низменные предметы и беседовать всегда о возвышенных, так что в кругу семьи они вели речь о пользе для дома, о чести и удобстве каждого его члена, и постоянно занимались либо чтением этих ваших книг, либо заседали во дворце на благо отечества. Таким образом, они все время упражнялись, толкуя с достойными людьми, выказывая свою добродетель и научая ей слушателей. При этом я и другие наши молодые Альберти, насколько позволяли нам прочие дела, постоянно пребывали при них, чтобы выказать свое уважение и чему-то научиться. Как-то раз, что бывает и по сей день, в дом мессера Николайо пришел некий пожилой священник, весь седой, весь воплощенная скромность и человечность, с длинной окладистой бородой, с открытым лбом, внушающим глубокое уважение. Наряду со многим прочим он стал рассказывать о подобных вещах, то есть не о бережливости, а о тех дарах, которыми Господь наделил смертных, и потом о благодарности, внушаемой его благодеяниями человеку, и сколь недостойно было бы не ценить и не использовать по назначению эту благодать, полученную от Бога. Но он говорил и о том, что нам не принадлежит ничего, кроме некоей свободы выбора и силы ума, и если мы можем считать нечто своим собственным, то это три упомянутые мною вещи, душа, тело и время. И хотя тело подвержено многочисленным недугам, случайностям и лишениям, по его словам, оно принадлежит нам настолько, насколько мы умеем мужественно и терпеливо переносить неприятности и трудности, и это так же важно, как использовать свои члены для приятных и развлекающих нас дел. Впрочем, я не сумел бы рассказать об этом так же хорошо и складно, как он. Он очень подробно рассмотрел, какая из этих трех вещей больше принадлежит смертным, и насколько я помню, сопоставлял время и душу с точки зрения нашей большей или меньшей способности ими распоряжаться. Так он занимал наше внимание многими предметами, о которых мессер Бенедетто и мессер Никколайо, как они признались, никогда не слыхивали. А мне этот старик так понравился, что я слушал его много часов, стоя неподвижно и не испытывая усталости. Его слова навсегда запали мне в душу, как и его благородный и осанистый вид. Мне и сейчас представляется, как он скромно и изящно выступает и говорит размеренно и кротко.

И, как видишь, я использовал его слова, чтобы руководствоваться ими в жизни.

ЛИОНАРДО. Господь да вознаградит этого старца, как и вас, за то что так хорошо поведали нам о его речах. Но раз уж вы рассказали о душе, то теперь, по порядку вашего рассуждения, следует упомянуть о бережливом отношении к телу?

ДЖАННОЦЦО. Оно должно быть столь же заботливым и внимательным, как и применительно к душе. Я стараюсь использовать тело насколько возможно для достойных, полезных и благородных дел и сохранить его как можно дольше здоровым, крепким и прекрасным. Я содержу его в чистоте и опрятности, ухаживаю за ним и прежде всего стремлюсь так пользоваться руками, языком и всеми членами, умом и всем остальным, чтобы принести известность и уважение своей родине, нашему семейству и самому себе. Я всегда посвящаю себя полезным и достойным занятиям.