Книги в моей жизни

Итак, я уже написал то немногое, что могу сказать о "Жиль Блазе", не дождавшись экземпляра, который вы мне, по вашим словам, послали. "Жиль Блаза" я никогда не читал, но это одна из тех книг, с которыми связана история, а история - по крайней мере для меня - всегда столь же важна, как сама книга. Есть писатели, очень интригующие меня из-за всего того, что я о них слышал или читал - жизнь их меня интересует, но читать их книги я не могу. К числу подобных писателей принадлежат Стендаль и автор "Тристрама Шенди". Но, возможно, самый блистательный пример такого отношения - это маркиз де Сад. Все, что я читал о нем, будь то за или против, невероятно возбуждает меня. Из написанного им я прочел очень мало - причем без большого удовольствия и без всякой пользы. Тем не менее я в него верю, если можно так выразиться. Я считаю его очень крупным писателем, великим человеком модной из самых несчастных, трагических фигур, когда-либо рождавшихся на земле. Естественно, я собираюсь писать о нем, хоть и не прочел все его сочинения (а кто, спрашивается, прочел?). Кстати говоря, вас должно позабавить то, что я с большим трудом вспоминаю названия так называемых "непристойных" книг - и тех, что прочел, и тех, о которых только слышал. Это одна из "ветвей" литературы, с которой я не слишком хорошо знаком. Да и ветвь ли это? Быть может, мы вновь имеем дело с ошибочным определением?

En passant* предлагаю вам мысль, выхваченную наугад из множества других. Каждый раз, взяв в руки какую-нибудь из книг Эли Фора, я переживаю сильный эмоциональный конфликт. Вновь и вновь - как в выступлениях своих, так и в сочинениях - я упоминаю о моем долге перед этим великим человеком. Мне следует написать ему панегирик, но я сомневаюсь, что сделаю это, сомневаюсь, что смогу это сделать, - и точно так же обстоит дело с Достоевским или Уитменом. Есть авторы слишком великие и одновременно слишком близкие. Невозможно вырваться из-под власти их колдовских чар. Нельзя сказать, где ваша собственная жизнь и работа отделяется и уклоняется от их жизни и творчества. Они сплетены неразрывно.

При мысли о некоторых именах мне начинает казаться, будто я много раз начинал свою жизнь заново. Нет сомнения, что каждый раз я вновь открывал для себя - благодаря этим божественным интерпретаторам - собственную личность. Вы говорите, что на три года погрузились в Ницше - только в него одного. Я понимаю вас, хотя сам никогда не поступал так ни с кем из писателей. Но способны ли вы и сегодня читать Ницше с тем же рвением? О, это настоящее чудо! Кто обладает властью воздействовать на нас сильнее и глубже при каждом чтении, тот истинный мастер - независимо от имени его, ранга или статуса. Эта мысль всегда приходит мне в голову, когда я перечитываю своих любимых авторов. (Например, я уверен, что, если возьму "Рождение трагедии" единственную книгу, которую я перечитывал больше других, - думаю, нет, уверен, что на этот день я буду "прикончен".) Что означает этот неувядающий энтузиазм по отношению к столь многим авторам? Я часто задаю себе этот вопрос. Означает ли это, что я не "развиваюсь"? Означает ли это, что я наивен? Или что-то ещё) Каким бы ни был ответ, уверяю вас, что сам я считаю подобную слабость особым видом благодати. Если же при чтении старого любимца я случайно нахожу в его книге цитату из другого моего великого любимца, радость моя не знает границ. Это произошло со мной не далее как вчера, когда я просматривал "Танец над огнем и водой"*. На шестой странице я нашел следующее высказывание Уолта Уитмена: "Мир будет полным для того, кто сам полон". И вновь Уитмен на

* Мимоходом (фр )

* Книги Эли Фора (примеч автора)

странице восемьдесят четвертой: "Ты считаешь Библию и религии божественными - и я скажу, что они божественны. Но я скажу также, что они произошли от тебя, могут вновь произойти от тебя, и не они даруют жизнь, а ты даруешь жизнь". (Позволю себе сказать единственный раз в моей жизни: я горжусь, что эти слова принадлежат американцу!)