Книги Великой Альты

В Новой Усадьбе они оставались еще два дня - столько времени ушло у них на набор и оснащение двухсот молодых парней. Под конец выяснилось, что их, собственно, двести тридцать семь - в их число входил и старший сын бургомистра. Кроме того, старых солдат короля снабдили новой одеждой, и отцы города принесли им в дар множество мечей и копий. Карум был великолепен в винно-красной паре и белоснежной, шитой золотом рубашке. Король облекся в золотую парчу целиком. Даже Пит обрел приличный вид, хотя выбрал для себя зеленые и бурые цвета, неприметные, по его словам, в лесу, и сказал при этом: "Золото хорошо для церемоний, мой государь, но война - дело иное".

Горум посмеялся над ним.

- Где король, там и церемонии.

- Где король, там война, - возразил Карум, но на него не обратили внимания.

Дженна отказалась наотрез от предложенных ей женских юбок и корсажей, расшитых бисером. В юбке трудно ездить верхом, а бусинки будут цепляться за каждую ветку и сыпаться, оставляя след. Она лишь вычистила свой старый кожаный наряд да залатала в нем свежие прорехи. В украшениях она не нуждалась. На войне надо быть одетой по-военному. Катрона не раз говорила ей: "В драке все сойдет за меч".

Но помыться Дженна согласилась охотно и больше часа мокла в горячей воде. При этом она жалела только о том, что запах Карума уйдет с ее кожи, хотя и продолжала чувствовать его, закрывая глаза, - глубокий и пряный. Ей казалось, что теперь она узнает Карума где угодно по одному запаху. А ванна была истинным наслаждением. В пути приходилось довольствоваться холодными ручьями. Дженна, закаленная лесная жительница, не боялась холода и мылась всякий раз, как ей попадалась хоть какая-нибудь вода, но она как-никак выросла в хейме, знаменитом своими горячими банями, и это было единственное удобство, которого ей недоставало.

Когда же это она мылась в бане последний раз? Целую вечность назад, вместе с Петрой. Впрочем, в Долинах говорят: "Вечность - недолгий срок".

Но этот срок был долгим. Петра сильно изменилась - да и Дженна тоже. Тогда они с Карумом вышли из зала совещаний, держась за руки, но у входной двери расстались и на городской площади показались отдельно.

Петра стояла у стены, закрыв глаза, и грызла куриную косточку.

- Петра! - шепнула ей Дженна, и она медленно, почти неохотно открыла глаза.

- Куда это вы подевались?

Карум без лишних слов повернулся и ушел, а Дженна даже не посмотрела ему вслед.

- Ты ничего не ела, - сказала Петра, точно Карума и не было тут только что. - Вот я и набрала тебе еды, на потом.

Кража далась мне нелегко - я ведь готовлюсь стать жрицей, а тебя и след простыл.

- Я... - начала Дженна и вдруг поняла, что Петре ничего нельзя говорить. Петра еще девочка, а Дженна теперь стала женщиной. Как ни внезапно совершилась эта перемена, от нее уже не уйти. Дженна удивлялась, как этой перемены не видно по ней - по ее лицу, по ее глазам, по ее губам, еще не остывшим от поцелуев. Она взяла у Петры кусок цыпленка. - Вот спасибо. Я прямо умираю с голоду.

- Если боги не могут есть нашу пищу, неудивительно, что они ходят голодные.

- Она просто не создана для них, - поправила Дженна. - Он так сказал!

Петра предложила ей зеленый лук, но она отказалась, и Петра сжевала его сама.

- Они хотят, чтобы я осталась здесь.

- Кто? - спросила Дженна.

- Да все. Бургомистр, к примеру...

- Может, так и правда будет лучше, - медленно сказала Дженна, хотя эта мысль ужаснула ее.

- Они говорят, что женщины не должны воевать. Что мы слабее мужчин. Так говорят у них в городе.

- А как же я? Анна?

- Ты богиня. Это дело иное.

- Женщины Альты делают что хотят. Мы приучены к войне не меньше, чем к мирной жизни.

- Я знала, что ты так скажешь, - усмехнулась Петра. - И сказала им то же самое. И еще, что жрица Альты должна всегда быть рядом с Анной. Немало женщин отдало жизнь за то, чтобы ты могла воевать, а я - быть с тобой рядом.

- Они не за это отдали жизнь.

- Но ты понимаешь, о чем я.

- Держись своих стихов - они у тебя как-то проще. - Тут Дженна прикусила губу - как могла она сказать такие жестокие слова?

Но Петра только посмеялась, то ли не поняв ее жестокости, то ли простив ее.

- Правда твоя. Если я стану твоей жрицей, я должна быть яснее ясного - или темнее темного. Лишь бы мне верили. - И она обняла Дженну.

- Фу-у! - сказала та. - Если ты будешь есть зеленый лук, то одним духом сшибешь с ног пятерых мужчин, даже уступая им в силе.

На этот раз они посмеялись вместе и вернулись в ратушу.

Наконец они выехали из Новой Усадьбы на восток, и повсюду их встречали ликующие толпы народа. Дженна больше не позволяла Долгу плясать - один солдат показал ей, как надо управляться с конем. Она ехала рядом с Карумом, но близость их с того памятного вечера этим и ограничивалась. Оба были слишком заняты и всегда окружены людьми.

Однажды под стук копыт и утихающие позади крики Дженна спросила:

- А ты еще... - И осеклась - разве можно было сказать это во всеуслышание?

Карум скривил рот, и шрам под его левым глазом взлетел вверх, будто подмигивая.