Книгочёт. Пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями

После смерти Башлачева не появилось ни одной значимой рок-величины, кроме, пожалуй, Васильева («Сплин»). Остались отдельные люди, шедшие каждые своим путем. И уходившие поразительно рано, один за другим. Цой. Янка Дягилева. Майк Науменко. Сергей Курехин. Алексей Хрынов. Егор Летов. Эпидемия какая-то.

Говоря о русских рок-музыкантах, Лев Наумов пишет в предисловии: «Башлачев… жил так, что в момент его смерти все остальные в одночасье повзрослели».

Тут какое-то другое слово надо подобрать, не «повзрослели» даже. Башлачев как открыл окно, в которое выбросился, – так оттуда и потянуло огромным ледяным сквозняком. Его гибель была знаком – и никто в полной мере этот знак не осознал. Все вроде бы побежали дальше – а заслонку-то вытащили, и вот то одного сбивало и уносило назад, то второго…

Своих слов и своих дров, чтоб отогреть целую страну, у поколения не нашлось. Зато попытки устроить фейерверк, имея в запасе только отсыревший порох, стали обычными.

В книжке, о которой мы ведем речь, приведены слова Ревякина об одном из квартирников Башлачева: «Это был не концерт, а проповедь какая-то. Помимо искренности чувствовалось, что за ним стоит что-то весомое, которое словами не передать. Какие-то ангелы в этот момент присутствовали. Это я сейчас так передаю это состояние: полумрак, свечи горят, Саша поет и люди внимают. Тогда еще люди умели слушать…»

Очень грустные слова – и про людей, умеющих слушать, и про ангелов тоже. Куда делись люди, готовые к проповеди? Степень разочарования, разуверенности, разобщенности глубока настолько, что кинь туда камень и не услышишь звука его падения. И где теперь ангелы, видевшиеся за плечом Башлачева? Оставили нас? Оставили его?

Он не должен был так делать, как сделал? А что должен был – жить и смотреть на все это? Кто-то из любящих Башлачева в состоянии представить его в наши дни? И чем он занят? Выбирает меж президентом и премьером? Ходит на Манежную? Нет такого воображения, чтоб это вообразить.

Слушать сегодня Башлачева просто страшно. Тут такая степень честности и… не знаю еще чего – что сил нет вынести его голос. Мой сотоварищ, хороший петрозаводский писатель Дмитрий Новиков, сказал как-то: «Я его не слушаю уже лет десять. Я сказал: “Саша, ты ушел, а я еще поживу…”»

Осталось, чтоб совсем не потеряться, хоть изредка перебирать какие-то непонятные и порой чем-то даже нелепые истории из башлачевской жизни.

Я из этой книжки узнал, например, что Башлачев и Кинчев в 1986 году несколько раз были в гостях у Аллы Пугачевой. Выпивали, пели, в какой-то момент Пугачева начала стучать Марку Захарову, жившему ниже, чтоб он пришел послушать. Можете себе вообразить эту ситуацию? Я что-то никак не могу.

На очередной день рождения Бориса Гребенщикова Башлачев подарил ему полено, а потом долго переживал о нелепости подарка. Может, зря переживал?

Сергей Соловьев мог бы снять в фильме «Асса» Башлачева – в главной роли. Соловьев смотрел Башлачева, слушал его, пришел в восторг… Это был бы другой фильм наверняка. А может быть, вся история нашей страны вообще была бы тогда совсем иная? Тогда ведь вся страна видела это кино.

Но, с другой стороны, я опять спрашиваю себя: и что? И что, раз смотрела? Башлачев спас бы нас всех? Башлачева спасла бы обрушившаяся на него любовь и, прости Господи, слава?

Даже говорить такие вещи про него – какое-то почти кощунство.

26 апреля 1986 года на даче у друзей Башлачев вдруг сказал, что слышит звук трубы, – он говорил про Апокалипсис. Только на другой день стало известно, что в этот момент взорвался Чернобыльский реактор.

Один из последних квартирников Башлачева был неудачный, петь он явно уже не хотел. И на квартирнике не хотел, и вообще – никогда больше. Одна девушка попросила Башлачева исполнить какую-то песню, он ответил: «А ты спляши – я спою». На концерте был Егор Летов. После концерта Летов ужасно ругался, что обещали гения, обещали личность, откровенье обещали – а тут черт знает кто. Оглянулся – а за спиной стоит Башлачев, слушает.

Вот ведь как.

И не знаю, что сказать об этом.

Михаил Борзыкин Сыт по горло (М. : Гуманитарная Академия, 2009)

У меня есть рассказ под названием «Герой рок-н-ролла», там идет речь о некоем Михаиле, в котором можно угадывать Борзыкина, а можно не угадывать – в любом случае это все-таки рассказ, и фактическая его достоверность откровенно сомнительна. Тем не менее в рассказе говорится, что сочинения героя рок-н-ролла по имени Михаил определили не столько мою этику или эстетику, но скажу больше – физиологию. То есть и чувственность как таковую, и некоторые важные психические реакции, и еще что-то, чему прозванья пока не придумал.

Вот эти слова я с легкостью могу переадресовать самому Борзыкину. Он один из тех людей, что опекали мою юность, – и значит, в числе немногих, Борзыкин сделал меня тем, что я есть сегодня.