Книжка-подушка

Я, как вы понимаете, терпеть не могу террористов вообще и Гаврилу Принципа в частности, который, борясь за независимость Боснии и Герцоговины, застрелил наследника Австро-Венгерской монархии и до кучи его беременную жену Софию. Это, как известно, привело к Первой мировой войне и еще миллионам убитых. Прошло ровно сто лет, на территории бывшей Югославии не счесть государств, и все свободны, все независимы, однако и сербы, и хорваты, и боснийцы, не сговариваясь, едут и едут в центр былой оккупации и сатрапии. Почему не в Париж, не в Берлин, не в Москву, не в Лондон? Почему именно в Вену? Я уж не говорю о том, что можно и остаться на родине, возделывая огород, вымечтанный Гаврилой. Зачем он впустую проливал кровь? И отчего всегда и везде торжествует один сценарий: провинции яростно борются с метрополией, пытаясь от нее избавиться, добиваются своего и тут же забывают о независимости в желании обжить метрополию, уже лишенную и славы, и величия. Это какая-то разновидность фантомной боли, но болит нога, которую они сами отрезали, искромсали и выкинули на помойку, а там она снова сделалась вожделенной. Венский доктор, наверное, мог бы разобраться в таких каскадах чувств, но где эта Вена и этот доктор.

13 января

Культовая песня «Прекрасное далеко» из культового сериала «Гостья из будущего» самого позднего застоя (1984) – на троне К. У. Черненко, до конца советской идиллии остаются считанные дни – теперь спета на латыни.

Старые песни о главном подняты на недосягаемые котурны: незамысловатая ностальгия обрела масштаб главного на земле мифа. Советский Союз как Рим, завоеванный и растоптанный варварами. «Целый мир погиб в одном городе», – писал тогда св. Иероним.

Прекрасное далеко, не знающее об Аларихе, Mirabile futurum, которого не было. Даже я, старый антисоветчик, вчуже расчувствовался. «Слезы текут у меня из глаз, когда я диктую», – признавался Иероним.

26 января

Тут в сети задаются вопросом: почему после Чехословакии интеллигенция вышла на Красную площадь, а после Афганистана – нет? К концу 1979 года у интеллигенции скопилось такое множество претензий к власти, какое уже не выясняется и даже не озвучивается. Власть была далеко, сидела высоко и отличалась карикатурной монструозностью. Кому и что тут было демонстрировать? И почему после вторжения каких-то их войск зачем-то в Афганистан? К чувству тотальной безысходности оно ничего не прибавило.

Хорошо помню тот день, декабрьский, но вдруг неожиданно теплый, я встречаюсь со своей очень красивой подругой, и она, опуская на миг горящие лукавые глаза, шепчет скороговоркой «Боже, как стыдно, как стыдно», а мне вот ничуть не стыдно, разве что за ее фальшь, и какая разница, что там в Афганистане, когда здесь отпустило, мороз кончился, и все веет свежестью, и солнце, и ветер в лицо, и мы сияем навстречу этому.

Оттепель зимой с солнцем и капелью – лучшее, о чем можно здесь мечтать.

4 февраля

Ходил на днях в концерт, где Катя Сканави (фортепиано), Наталья Ломейко (скрипка) и Клаудио Бохоркес (виолончель) играли трио Бетховена и Дебюсси. Бетховен, даже ранний, это миры и конструкции, с которыми изысканный Дебюсси соединялся в отталкивании – естественная вязь человеческого общения, и я, собственно, сходил в Рахманиновский зал, как в гости, поговорил с умными, интеллигентными, вдохновенными собеседниками. Чистое счастье. На бис, думал, сыграют одну из частей, что только правильно, – в конце концов, разговор должен идти по кругу. Но накануне от гриппа (!) умерла пианистка Мария Баранкина, совсем еще молодая, и музыканты в память о ней исполнили «Элегическое трио» Рахманинова – простенькую в сравнении со всем сыгранным и душераздирающую вещь. И она не отпускает, безостановочно меня мучает. Вот так живешь, делая важные бессмысленные дела, созидая громоздкие пустяки, или думаешь об умном, внимаешь прекрасному, и вдруг – ба-бах! – где стол был яств, там гроб стоит, и все к нему притягивает. Грипп, только лишь грипп, но все уже неважно. Миров нет, конструкций нет, какая тут была изысканность? Зачем? Есть только звук, которым говорят о тайнах счастия и гроба.

6 февраля

А вот картина Дейнеки «Скука». И кто говорит, что в Советском Союзе не было ар деко?

Девушка, правда, американская, изображена сразу по возвращении Дейнеки из поездки и отягощена идеологически выдержанным комментарием: в нем художник признается в антипатии к своей героине, она и страшная, и никчемная, и пустая, как и положено быть социально чуждой буржуазной хищнице. Конечно, это дежурная отписка, и только. Она, впрочем, кого-то убеждает – посмотрите на ноги героини, уродливо, по-плебейски поставленные, – говорят нам. Не знаю, может быть. Но чем не угодило плебейство? – колхозная природа классики это и есть главный внутренний сюжет советского ар деко. А какой всякий раз внешний сюжет – совсем не так важно. И американский, и венский, и парижский, и даже итальянский Дейнека – про родину тоже, ну хотя бы потому, что всегда про себя.