Читаем Книжная кухня полностью

Только теперь Су Хёк осознал, что отец любил маму больше всего на свете. Осознал, что, когда уехал учиться за границу, отец разозлился не так сильно, как мог бы. Осознал, что, когда попался на удочку своего приятеля-мошенника, отец гневался потому, что переживал за него. Осознал, что, несмотря на свою строгость и требовательность, отец любил его глубоко и сильно. Сегодня, в канун Рождества, Су Хёк напомнил отцу любимую женщину, которая передала их сыну доброе сердце…

– Сегодня канун Рождества… Почему ты не на свидании, сын? – продолжил отец и прищурился – снежинки осели на ресницах.

Словно очнувшись, Су Хёк шагнул к нему и придвинул зонт так, чтобы он укрывал от снегопада их обоих. Послышался невесомый стук снега о ткань, похожий на постукивание кончика карандаша.

– Да, сегодня канун Рождества, снегопад… Почему ты без зонтика?

По губам отца скользнула легкая улыбка. Су Хёк тоже улыбнулся и отвел взгляд. Отец громко выдохнул, и белое облачко пара растворилось в зимней прохладе.

– Су Хёк, найди такого человека, с кем ты сможешь говорить часами напролет. С кем сможешь проговорить всю ночь, распахнув душу, как это сделал я. Рано или поздно безумная страсть пройдет, как пройдут дни счастья и радости. Ваши разговоры навсегда останутся в твоем сердце, они не умрут и не померкнут…

Отец закрыл глаза, словно вспоминая время, которое провел с мамой. Ласково подул ветер.

* * *

От снега на темно-синих перчатках остались мокрые следы. Сад по-прежнему засыпало белыми хлопьями. Су Хёк взял в руки тяжелый бумажный пакет, посмотрел на Ю Чжин и сказал:

– Я знаю хорошее местечко, где можно выпить айсвайн. Не присоединитесь?

По обе стороны от заснеженной дороги росли метасеквойи. Они стояли, растопырив покрытые снегом тонкие голые ветки так, словно пытались дотянуться друг до друга. Заснеженная дорога была совершенно нетронутой, на белых деревьях желтым сиянием отражался свет уличных фонарей.

Айсвайн был сладким и слегка горьковатым. За неимением бокалов они пили вино из чашечек для эспрессо. С виду темную жидкость вполне можно было принять за кофе.

Сидевшая на скамейке Ю Чжин подняла чашку до уровня глаз и сказала:

– Когда-то дедушка варил мне кофе из зерен, которые перемалывал вручную. Когда я училась в университете, дедушка сначала научил меня ценить кофе, а потом – макколи[40]. Такой уж у меня был дедушка.

Порой жизнь кажется горькой, но следует помнить, что у горечи тоже есть вкус. Даже если трудно оценить, когда пьешь его впервые. Попробовав однажды хорошо сваренный кофе, ты поймешь, что в его горечи таится свое уникальное очарование.

Су Хёк посмотрел на чашку и кивнул:

– Верно… В прошлом я всегда торопился сбежать от горечи, которую приносила жизнь. Столкнувшись с чередой неудач и разочарований, я отказывался их принимать. Наверное, именно поэтому я не возвращался на кладбище после маминых похорон.

Ю Чжин скользнула взглядом по профилю Су Хёка, вспомнив, как переживала за его безопасность в тот день, когда выпал первый снег.

– Сегодня я навестил мамину могилу. Недавно прошел год со дня ее смерти. На обратном пути я столкнулся с отцом, и он сказал мне: «Найди такого человека, с кем ты сможешь говорить часами напролет…» – Су Хёк замолчал и мысленно закончил: «И тогда я понял, что уже встретил такого человека…»

Их с Ю Чжин взгляды встретились, и Ю Чжин медленно кивнула, делая ему знак продолжать.

Вокруг продолжали кружиться подхваченные ветром снежинки. Ю Чжин показалось, что она находится внутри стеклянного снежного шара. Су Хёк неторопливо начал свой рассказ. Он рассказал об отце и айсвайне, о своей жизни в Ёнхуэй-доне, о предательстве друга и мечте стать режиссером, о пустых рабочих буднях и о смерти матери… В ответ Ю Чжин рассказала о своем детстве, пропитанном духом соперничества, об эмоциональном выгорании, о стартапе, об отношениях со своим сонбэ, о море облаков и восходе солнца на горе Майсан и о времени, проведенном в «Книжной кухне»…

Снежинки одна за другой падали в айсвайн и таяли. Несмотря на поднимающийся ветер, мир казался мягким, словно был укутан пуховым одеялом.

Ю Чжин сделала глоток вина и сказала:

– Кое-кто однажды сказал, что слива – первое дерево, которое бесстрашно цветет по весне. Можно сказать, что сливовое дерево символизирует окончание зимы. Поэтому мне пришла в голову идея украсить его как рождественскую елку. Мне захотелось поделиться его теплом с людьми, в жизни которых наступила суровая зима. Мысль о том, что даже у горького кофе есть свой вкус, придает мне мужества встретить новый год.

На губах Су Хёка расплылась улыбка. Когда Су Хёк коротко прикоснулся своей кофейной чашечкой айсвайна к чашечке Ю Чжин, звук вышел ясным и чистым, словно звякнули льдинки. Ю Чжин посмотрела Су Хёку в глаза и тихо улыбнулась:

– Счастливого Рождества.

– Счастливого Рождества.

Перейти на страницу:

Все книги серии Хорошее настроение. Азиатский роман

Книжная кухня
Книжная кухня

Талантливой и целеустремленной Ю Чжин пророчат блестящую карьеру. Однако в тридцать два года девушка бросает успешную жизнь в Сеуле и переезжает в крошечную деревушку на берегу озера. Ее новый проект – книжное кафе-пансионат – кажется окружающим прихотью и неизбежным провалом.Но… словно магнитом в «Книжную кухню» притягивает самых разных людей. Тех, кто потерял цель в жизни, и тех, кто запутался в своих чувствах. Тех, кто боится остановиться хоть на минуту, и тех, кто не решается сделать следующий шаг. Тех, кому предстоит принять самое сложное решение в своей жизни. Ю Чжин предлагает каждому кофе и книгу по вкусу – и вот уже в маленьком кафе начинает твориться волшебство без капли магии.Вместе с Ю Чжин мы проживем в «Книжной кухне» целый год, любуясь природой в самом живописном горном краю, пробуя самые вкусные корейские блюда и слушая самые удивительные истории ее постояльцев.

Ким Чжи Хе

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее