Книжная лавка

Пытаюсь представить свою жизнь – настоящую жизнь – без родителей. Такое может произойти с кем угодно: самолеты падают, люди гибнут. Внезапная смерть от болезни или несчастного случая может настигнуть любого. И родителей, и Фриду, и всех, кого я люблю. Но на этот раз обошлось. Мама и папа живы.

Тихонько пробираюсь по темному коридору на кухню. Ерунда это все. Больше я не вернусь в выдуманный мир. Не знаю, как мне это удастся, но в одном я уверена: ноги моей там не будет. Я просто не могу опять погрузиться в этот сон, решаю я. И наливаю воду в кофеварку.

Если я вновь окажусь там, то, боюсь, уже никогда не смогу вернуться обратно. И это самое страшное.

Разумеется, родителям нельзя ничего рассказывать. Ни один нормальный человек не хочет услышать новость о собственной смерти. Готовлю завтрак и жду, пока они проснутся. Накануне я успела съездить на рынок и купить продуктов, чтобы в первый день после приезда у родителей было все, что нужно для завтрака: апельсиновый сок, хлеб, сливки, яйца. Кофейный аромат добирается до спальни, и мама с папой выходят на кухню, прямо в домашних халатах.

– Китти! – Мама внимательно смотрит на меня. – Ты вообще спала? У тебя такие мешки под глазами.

Она наливает себе кофе.

– Извини, что не отвезли тебя домой, – продолжает она. – Мы просто подумали…

– Все нормально, – смущенно перебиваю я. – Извините.

– За что извинить? – Папа садится за стол, а мама наливает сливки в старенький фарфоровый молочник с розочками – без него в этом доме не обходится ни один завтрак. Ставит перед папой сливки и кофе. – Брось, с кем не бывает! – Отец кладет в чашку сахар, добавляет сливки. А потом чихает, громко и резко, будто это не человек чихнул, а гавкнула большая собака вроде лабрадора или дога. Звук привычный, но я все равно вздрагиваю. В другой жизни – если меня опять затянет в выдуманный мир, несмотря на все усилия, – я уже никогда этого не услышу.

Папа достает носовой платок и шумно сморкается.

– Мы просто не хотели оставлять тебя одну, вот и привезли сюда. – Он снова прячет платок в карман.

Я сажусь рядом, запускаю пальцы в волосы.

– Мне все равно ужасно стыдно.

– Солнышко! – Отец кладет руку мне на плечо. – Это же мы. Ты прекрасно знаешь, что можешь нас не стесняться.

После завтрака родители отвозят меня домой. Небо по-прежнему затянуто тучами, но воздух для первой половины ноября еще теплый. Родители ждут на крыльце, пока я привожу себя в порядок. Ничего не поделаешь, сегодня я выгляжу как ходячий труп, и никакая косметика тут не поможет.

Переодевшись и замазав мешки под глазами, выхожу на улицу; родители провожают меня до магазина, чтобы повидаться с Фридой. Облака так и не рассеялись, изредка накрапывает дождь. Дверь в магазин, как обычно, открыта нараспашку, и между стеллажей гуляют сквозняки.

– Ну, вот уже и осень заканчивается, скоро придется все наглухо закрывать, – объявляет Фрида вместо приветствия. Мы с ней переглядываемся: вполне возможно, это наша последняя осень на привычном месте. Если мы все-таки откроем магазин в торговом центре, то там будут раздвижные застекленные двери. Их, конечно, тоже можно оставлять нараспашку, но вместо разбитого тротуара будет видна только новенькая блестящая галерея.

Фрида выходит из-за прилавка, чтобы расцеловать моих родителей.

– Ты чудесно выглядишь, милая, – сообщает Фриде мама, рассмотрев ее поближе. Я морщусь: мое отражение в зеркале сегодня чудесным не назовешь даже с большой натяжкой.

– Вы с Томом тоже. – Фрида убирает выбившуюся прядку за ухо и поворачивается к моему отцу. – Том, признавайтесь: вы нашли на Гавайях источник вечной молодости?

Ничего не могу с собой поделать – мне больно слышать слова Фриды. Сразу по нескольким причинам: во-первых, потому, что родители после Гавайев и вправду выглядят моложе. Зимы в Колорадо суровые, людям в возрасте тяжело переносить такую погоду – и хотя я не считаю маму с папой пожилыми, время их все равно не щадит. Было бы куда лучше, если бы они жили где-нибудь в теплых краях, как дядя с тетей.

А во-вторых, в мире моих снов все это – Гавайи, их удивительное путешествие, да и вся привычная жизнь – стерто в прах, раздавлено страшным горем.

Как раздавлена я сама.

Обменявшись любезностями с Фридой, родители уходят. С неба вот-вот обрушится настоящая буря, и они хотят поскорее добраться домой. Да и кроме того, говорит мама, дома их ждут нераспакованные сумки и горы грязной одежды.

Когда мы остаемся вдвоем, я поворачиваюсь к Фриде.

– Мне нужно тебе кое-что рассказать. Ты решишь, что я совсем свихнулась.

Она смеется.

– Погоди, сначала сварим кофе.

Когда кофе готов, мы устраиваемся за прилавком друг напротив друга. Фрида закуривает ментоловую сигарету, глубоко затягивается. Выпускает дым в сторону, снова поворачивается ко мне. Она в хорошем расположении духа, глаза озорно поблескивают. Обычно я заражаюсь ее настроем: если Фрида ходит мрачная, то я тоже всем недовольна, если она радуется, я радуюсь вместе с ней. Но сегодня мне не до веселья.