Книжная лавка

– Осмелюсь заметить, Торнтон в любом случае к вам в дом идти откажется. В вашем доме водятся привидения, а уж с этим-то он наверняка не захочет возиться. Между прочим, если вы хотите помыть руки, то туалетная комната справа от холла. Там имеется достаточное количество унитазов и раковин – это было чрезвычайно удобно во времена моего отца, когда здесь собирались большие охотничьи компании.

Флоренс наклонилась чуть ближе к нему и сказала:

– Знаете, мистер Брандиш, когда становишься хозяйкой книжного магазина, то берешь на себя определенную ответственность.

– Да, мне тоже так кажется. Но, видите ли, далеко не все относятся к этому одобрительно. И, по-моему, есть даже такие, кто этого совсем не одобряет. Я имею в виду Вайолет Гамар. У нее имелись в отношении Старого Дома собственные планы, а теперь она еще и, по-моему, чувствует себя до некоторой степени оскорбленной.

– Но она, конечно же, должна понимать, что та маленькая неувязка была чистой случайностью. – Флоренс было трудно говорить здесь, в Холт-хаусе, что-либо кроме правды, и все же она неуверенно прибавила: – И я не сомневаюсь, что в целом она желает мне добра.

– Желает вам добра? Господи, да пораскиньте вы мозгами! – Старик сердито пристукнул по столу увесистой чайной ложкой. – Она хочет создать «Центр искусств». Как могут искусства иметь какой-то центр? Но она считает, что могут, и мечтает вас выселить.

– Даже если она об этом и мечтает, – сказала Флоренс, – то меня ее мечты совершенно не интересуют; тут у нее ничего не выйдет.

– Вы, по-моему, путаете такие понятия, как «сила» и «могущество». Миссис Гамар благодаря своим многочисленным связям и знакомствам – женщина весьма могущественная. Неужели вас это не тревожит?

– Нет.

Мистер Брандиш не считал нужным следовать определенным правилам вежливости, а может, его этим правилам никогда и не учили; не говорили ему, например, что пялить глаза на собеседника недопустимо. Так что он весьма откровенно пялил на Флоренс глаза, словно удивляясь тому, что она вообще сидит перед ним; но ее, как ни странно, скорее приободрили и его прямодушие, и его удивленно-сосредоточенный взгляд.

– Можно, я вернусь к своему первому вопросу, мистер Брандиш? Я подумываю для начала заказать двести пятьдесят экземпляров «Лолиты»; это, безусловно, немалый риск для меня; но с вами я, разумеется, хотела в первую очередь посоветоваться не по поводу ведения дел – это было бы совершенно неправильно, – а просто, прежде чем делать подобный заказ, узнать, считаете ли вы эту книгу хорошей и правильно ли я поступлю, начав продавать ее в Хардборо.

– Осмелюсь заметить, что я – в отличие от вас – не придаю столь большого значения таким понятиям, как «правильно» или «неправильно». Вы просили прочесть «Лолиту», и я ее прочел. Это, безусловно, хорошая книга, а значит, вам следует попытаться продавать ее в Хардборо. Обитатели нашего города ее не поймут, но это даже к лучшему. Легкость понимания делает мозг и душу ленивыми.

Флоренс вздохнула с облегчением, услышав это и понимая, что решение принято, причем без ее участия. Затем, словно желая окончательно убедить себя в собственной независимости, она взяла единственный имевшийся на столе нож, отрезала два куска кекса и предложила один мистеру Брандишу. Он, казалось, был глубоко погружен в собственные мысли и положил ломтик кекса на свою тарелку с такой осторожностью, будто опускал тяжелую крышку. Флоренс чувствовала, что ему хочется сказать ей что-то еще, что-то более важное, связанное с этим неожиданным приглашением, с просьбой посетить его дом, а все то, о чем они говорили раньше, кажется ему вовсе не обязательным.

– Ну что ж, – помолчав, сказал мистер Брандиш, – свое мнение я вам высказал. Но почему вы решили, что мужчина способен быть лучшим судьей в таких вещах, чем женщина?

С этим вопросом в их беседу проникла иная стихия, столь же ощутимая, как перемена ветра. И мистер Брандиш не сделал ни малейшей попытки как-то сдержать эту стихию; как раз наоборот, он, похоже, испытывал облегчение, почувствовав, что ему все же удалось достигнуть цели, которую он заранее перед собой поставил.

– Я не знаю, способен ли мужчина быть лучшим судьей, чем женщина, – сказала Флоренс, – но мужчины всегда гораздо меньше времени тратят на сожаления о принятых решениях.

– Времени, чтобы принять вполне определенное решение, у меня было с избытком. Но я никогда в жизни трудностей с принятием решений не испытывал. Позвольте мне сказать вам, какое свойство я более всего ценю в людях. Превыше всего для меня та единственная добродетель, которую они разделяют с богами и животными и которую именно поэтому не следовало бы называть добродетелью. Я имею в виду храбрость. Вы, миссис Грин, обладаете этим качеством в избытке.