Книжные магазины

Во время поездок многие книжные магазины становились для меня прибежищами, очагами домашнего уюта. Я помню, как ежедневно ходил в подвал Leonardo da Vinci во время пребывания в Рио-де-Жанейро; и в Seminary Coop, когда жил в Чикаго; и на Книжный базар в Стамбуле – с целью заполучить книгу о турецких путешественниках; и в книжный Ross в Росарио, всякий раз как оказывался в этом городе у безбрежной реки. При этом полное собрание сочинений Эдгардо Козаринского я обнаружил в соседнем магазине El Ateneo, а в кафе при нем читал «Ринконете и Кортадильо» и «Лиценциата Видриеру»[97]. Приезжая в Мадрид, я посещаю La Central при Центре искусств королевы Софии и книжный магазин в Кальяо, стараюсь выпить кофе в Tipos Infames, баре и галерее искусства, откликающейся на последние тенденции развития международных книжных. Я захожу поздороваться с Лолой Ларумбе, очаровательной управляющей книжного Rafael Alberti, спроектированного поэтом и писателем в 1975 году (в подвале, судя по всему, постоянно протекают трубы). Заглядываю и в La Buena Vida к Давиду Гарсии Мартину, разделяющему мою любовь к документалистике, и в Antonio Machado в подвале Общества изящных искусств. Подборка книг, выпускаемых небольшими испанскими издательствами, здесь всегда восхитительна, а на выкладке у кассы я в течение многих лет находил интереснейшие книги о книжных магазинах, которые использовал для написания этой работы. Пару раз в год я езжу в Неаполь и обязательно захожу в Feltrinelli на Центральном вокзале и в Libreria Colonnese на улице Сан-Пьетро-а-Майелла, окруженный церквями, мастерскими, где изготавливают рождественские вертепы, остатками стен и алтарями, посвященными святому Диего Марадоне.

Книжный магазин, без сомнения, становится намного более гостеприимным, когда либо в результате частых посещений, либо случайно завязываешь дружбу с одним из его продавцов. Когда я жил в Буэнос-Айресе и Росарио и мне каждые три месяца приходилось выезжать из страны, я отправлялся собирать по крупицам впечатления от Уругвая по морю, реке и суше. Все мои маршруты заканчивались в книжном La Lupa, где в каждый мой визит Густаво Гуарино, один из владельцев, рассказывал мне об уругвайской литературе; ведь только оказавшись на месте событий, ты получаешь доступ ко всему тому, что не хочет демонстрировать себя в интернете. Одним из удовольствий, ожидавших меня в Пальма-де-Майорке, было посещение La Biblioteca de Babel, где я терялся в отделе художественной и non-fiction литературы; Los Oficios Terrestres, где я всякий раз восхищался сосуществованием парикмахерской, поэзии и политической эссеистики; и Literanta, за прилавком которого стоит критик и бунтарь от культуры Марина П. Де Кабо. Когда мы познакомились, она многое рассказала мне о творчестве Кристобаля Серры. На протяжении многих лет я каждую пятницу вечером заходил в La Central del Raval в Барселоне, зная, что Сесар Солис посоветует мне там новинки латиноамериканских издательств или раздобудет последнюю опубликованную книгу Зебальда или о Зебальде на одном из основных европейских языков. С тех пор как в Мадрид переехал Дамиа Гальярдо, я могу приходить к нему в книжный Laie при Центре современного искусства, чтобы искать решения своих читательских проблем. Потому что во всяком хорошем продавце книг есть что-то от врача, фармацевта или психолога. Или бармена. Франсиско, Алехандро, Густаво, Марина, Сесар и Дамиа составляют часть моего собственного мира книготорговцев, беспокойного мира привычек, которые легко вспоминаешь, стоит тебе оказаться в далеких городах.

Решающий момент жизни Аустерлица, героя романа В. Г. Зебальда, наступает в букинистическом магазине близ Британского музея, принадлежащем красивой женщине, имя которой символизирует домашний покой: Пенелопа Писфул[98]. Пока она решает кроссворд, а он рассеянно листает гравюры с архитектурными памятниками, две женщины рассказывают по радио «о том, как они, девочками, были отправлены летом 1939 года специальным транспортом в Англию»[99]. Некий транс охватывает Аустерлица: «Я, забыв о лежащих передо мною гравюрах, застыл как изваяние, боясь пропустить хотя бы один слог, идущий из недр шуршащего аппарата». Потому что этот язык внезапно позволяет ему воссоздать собственное детство, свое путешествие, свое прибытие в Англию из Европы, охваченной огнем, свое изгнание – несколько лет, которые начисто стерлись из его памяти. В книжном магазине он внезапно вспоминает, кто он, с какой Итаки он родом.