Читаем Книжные магазины полностью

С точки зрения Боланьо, книжные Буэнос-Айреса живут: книги теряются «на краю последних полок или заваленных столов букинистических лавок» или «слоняются по буэнос-айресским книжным», читаем мы в «Путешествии Альваро Русло», одном из рассказов сборника «Нестерпимый гаучо». То есть не только читатели движутся по книжным магазинам различных городов, но и сами книги подвижны, они блуждают, убегают, прокладывают маршруты. Этой мыслью вдохновлялся барселонский театральный режиссер Марк Каэльяс, когда предложил адаптировать «Прогулку» Роберта Вальзера к маршруту, пролегающему по аргентинской столице. Внезапно страницы воплотились в актере, в прохожем, который, как и в романе, блуждает по различным символичным пространствам современного города. Одним из них, разумеется, является книжный магазин:


Поскольку внимание мое приятным образом привлек большой и известный своим отменным выбором книжный магазин, я поддался искушению и не замедлил нанести краткий и беглый визит, прикинувшись человеком с хорошими манерами, причем отдавал себе отчет в том, что способен лишь скорее на роль инспектора и ревизора, собирателя справок или утонченного библиофила, а вовсе не обожаемого долгожданного богатого покупателя и хорошего клиента. Вежливым, предельно осторожным голосом и, понятное дело, в самых изысканных выражениях я осведомился о последних и лучших новинках изящной словесности.


– Не позволите ли, – застенчиво спросил я, – взглянуть на самое-пресамое из заслуживающего внимания в области наисерьезного чтения и потому, разумеется, наиболее читаемое, и сразу почитаемое, и вмиг раскупаемое? Буду вам премного и необычайно благодарен, если окажете особую любезность и соблаговолите показать мне ту книгу, которая завоевала рьяную любовь не только у читающей публики – кому, как не вам, об этом лучше знать, – но и у внушающей страх и оттого, несомненно, столь улещиваемой критики и которая будет почитаема и потомством. Вы просто не поверите, до какой степени мне не терпится узнать, какое из творений пера, затерявшихся в этих стопках, является той самой искомой любимой книгой, один вид которой, скорее всего, как я живейшим образом предполагаю, заставит меня тут же раскошелиться и превратиться в восторженного покупателя. Меня всего пробирает до костей от нетерпения узнать, кто же этот любимец просвещенной публики, сочинивший сей заласканный и захваленный шедевр, и, как сказано, может быть, даже таковой и приобрести. Позвольте же обратиться к вам с просьбой указать мне на сию прославленную книгу, чтобы я мог утолить эту жажду, охватившую все мое существо, и на том успокоиться.

– Извольте, – ответил книгопродавец. Он стрелой исчез из поля моего зрения с тем лишь, чтобы через мгновение вновь предстать перед алчущим клиентом с книгой, пользующейся наивысшим спросом и обладающей поистине непреходящей ценностью. Этот драгоценный результат духовной работы он держал столь бережно и торжественно, будто нес священную реликвию. С благоговением, с блаженнейшей улыбкой, которая может осенить лишь уста верующих и просветленных, явил он мне призывающе свое подношение. Взглянул я на книгу и спросил:

– Клянетесь, что это и есть самая-пресамая книга года?

– Без сомнения.

– Но вы уверены, что это именно та книга, которую обязательно нужно прочитать? – Безусловно.

– И это правда хорошая книга?

– Что за совершенно излишний и неуместный вопрос?

– Сердечно благодарю, – произнес я холодным тоном, оставил книгу, которую все покупают, потому что ее обязательно нужно прочитать, лежать себе там, где она лежала, и тихо удалился, не произнеся больше ни слова.

– Темнота! Невежа! – долетели до меня слова по праву раздосадованного книгопродавца, брошенные мне в спину[102].


Прохожий швейцарца Вальзера, следуя указаниям каталонского режиссера, в любом книжном района Боэдо смеется с аргентинским акцентом над общепринятыми нормами, над литературой, подчиненной критериям прибыли, над абсурдностью культурного мира. Периферийные центры и центральные периферии, упраздненные границы, переводы, переезды из города в город, квантовые скачки, межкультурные взаимодействия: добро пожаловать в любой книжный.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука
Дворцовые перевороты
Дворцовые перевороты

Людей во все времена привлекали жгучие тайны и загадочные истории, да и наши современники, как известно, отдают предпочтение детективам и триллерам. Данное издание "Дворцовые перевороты" может удовлетворить не только любителей истории, но и людей, отдающих предпочтение вышеупомянутым жанрам, так как оно повествует о самых загадочных происшествиях из прошлого, которые повлияли на ход истории и судьбы целых народов и государств. Так, несомненный интерес у читателя вызовет история убийства императора Павла I, в которой есть все: и загадочные предсказания, и заговор в его ближайшем окружении и даже семье, и неожиданный отказ Павла от сопротивления. Расскажет книга и о самой одиозной фигуре в истории Англии – короле Ричарде III, который, вероятно, стал жертвой "черного пиара", существовавшего уже в средневековье. А также не оставит без внимания загадочный Восток: читатель узнает немало интересного из истории Поднебесной империи, как именовали свое государство китайцы.

Мария Павловна Згурская

Культурология / История / Образование и наука