Книжные магазины

Иногда во время прогулки я оказываюсь на улице Льибретериа, бывшем Декуманусе в Барцино[104], где находится магазин ремесленных изделий Papirvm и La Central при Музее истории города, одном из тех мест – к числу которых относится и книжный в подвале Колледжа архитекторов, – где Барселона хранит архивы своей памяти. В 1553 году было основано религиозное братство «Сант-Жерони делс Льибретерс»[105]. Если святого Лаврентия, одного из первых казначеев Церкви, считают покровителем библиотекарей, потому что он занимался классификацией документов, то святого Иеронима, одного из первых литературных негров Церкви (он сочинял письма папы Дамасия I), почитают как покровителя переводчиков и книготорговцев. Святой Лаврентий, который в некоторых легендах отождествляется с таинственным персонажем, сокрывшим Святой Грааль, чтобы защитить его от уничтожения, умер мученической смертью, будучи сожжен заживо на решетке в предместье Рима. Каждый год 10 августа реликварий, где хранится его голова, выставляется в Ватикане для поклонения – не знаю, только ли библиотекари ему поклоняются. Святой Иероним, напротив, стяжав славу переводчика, удалился в Вифлеем, где, живя в пещере, в своих писаниях подвергал нападкам европейские пороки и бил себя камнем в знак покаяния. Изображают его обычно с лежащей перед ним Вульгатой, то есть Библией, переведенной им с древнееврейского (сам он был знатоком древнегреческого и латыни), с черепом, символизирующем vanitas[106], и с этим камнем, который, как утверждают злые языки, он использовал в качестве никому доселе не известного средства перевода: он бил себя и Бог ipso facto[107] раскрывал ему латинское соответствие еврейского слова.

Твой город проникает в книжные магазины через витрины и шаги покупателей – пространство-кентавр, не до конца частное и не полностью общественное. Город входит и выходит из книжного, поскольку один невозможно понять без второго, вследствие чего тротуары перед входом в Pequod или в Negra y Criminal субботними вечерами или утром по воскресеньям заполняются людьми, которые приходят сюда выпить стакан вина или поесть мидий, приготовленных на пару. И книги о Барселоне входят во все книжные города, потому что это место, естественным образом им принадлежащее. А когда романы, очерки, биографии и поэтические сборники, которые горожане трогали и держали у себя, начинают стареть, то возвращаются в город, на рынок Сан-Антонио, в букинистические магазины или в тот книжный пассаж с уралитовой крышей, что находился в глубине Лос Энкантес[108], где прохожий обнаруживает в себе коллекционера, антиквара, старьевщика.

По воскресеньям на рынке Сан-Антонио или в дни работы Лос Энкантес книжное измерение города особенно чувствуется. Но есть один день в году, когда во всех своих уголках он воспроизводит то ощущение, которое вынес отсюда Дон Кихот: город дышит печатным словом. Инициатором Дня испанской книги был валенсиец Висенте Клавель, еще в молодости осевший в Барселоне и владевший издательством Cervantes: заручившись поддержкой Книжной палаты и министра труда, каталонца Эдуарда Ауноса, он добился того, что его проект в 1926 году, в самый разгар диктатуры Примо де Риверы, превратился в королевский указ. Хотя замысел заключался в том, чтобы поддержать испаноязычную книжную культуру на всех уровнях администрации и привлечь все библиотеки и все города Испании к участию в торжествах в той или иной форме, с самого начала произошла поляризация между народными празднованиями в Барселоне и академическими и институциональными мероприятиями в Мадриде. Гильермо Диас Плаха отмечал в статье, написанной после смерти Клавеля: