Книжные магазины

58. Когда он вырастет, он хочет быть нерудианцем в синергии. 59. Вопросы на сон грядущий. Почему Неруде нравился Кафка? Почему Неруде не нравился Рильке? Почему Неруде не нравился де Рока? 60. А Барбюс ему нравился? Судя по всему, да. И Шолохов. И Альберти. И Октавио Пас. Странная компания для путешествия в Чистилище. 61. Но ему нравился и Элюар, писавший поэмы о любви. 62. Если бы Неруда был кокаинистом, героиновым наркоманом, если бы его убил осколок в 36-м году в осажденном Мадриде, если бы он был любовником Лорки и совершил самоубийство после его смерти, история была бы другой. Если бы Неруда был тем неизвестным, которым он, по сути, и является!

Когда сестра подарила Боланьо книгу Неруды, он читал полное собрание сочинений Мануэля Пуига. Свою приверженность идейной, левой, художественной аргентинской прозе он лучше всего выразил в рассказе «Сенсини» (из «Телефонных звонков») через образ Антонио Ди Бенедетто. В «Блужданиях зануды» чилиец Боланьо определяет собственное место в аргентинской прозаической традиции и рассматривает проблему литературного канона. Боланьо неоднократно подчеркивал, скольким он обязан Борхесу и Кортасару, без которых невозможно понять направленность его творчества, его работу с самовыражением, с повествованием или со структурами в «Диких сыщиках» и «2666». Именно в этом последнем романе Боланьо подверг резкой критике своих аргентинских современников (хотя и позиционировал себя как их наследника), уловки и отговорки, к которым они прибегали, отрицая значение Борхеса – тех, кто последовал за Освальдом Сориано, кто видел в Роберто Арльте Антиборхеса, кто почитал Освальда Ламборгини. То есть Рикардо Пилью, Сесара Айру и многих писателей, имена которых не называются.

В те три или четыре дня, что я провел в Сантьяго, я опрометчиво решил, что из всех книжных города больше всего меня интересует Libros Prо́logo. Тогда я записал:

Он не так велик, как университетский книжный Аламеды (пол которого устлан ковровым покрытием и в котором царит стиль семидесятых годов) или сеть Feria Chilena del Libro, и рядом с ним нет букинистических магазинов, как те, что есть на улице Сан-Диего, но у Libros Prо́logo хороший ассортимент, и находится он на улице Мерсед, рядом с кинотеатром, театром и кафе и недалеко от антикварных лавок и букинистических магазинов, что на улице Ластаррия.

Других заметок у меня не сохранилось. В моей памяти это место сопротивления, центр, оплодотворявший культурную жизнь при диктатуре, но доказать, а значит, и знать этого я никак не могу. В поисковиках – ни следа. Возможно, это был бред путешественника, плененного «Чилийским ноктюрном» – романом, где Боланьо воспроизводит ошеломительную речь священника Себастьяна Уррутии Лакруа, который под псевдонимом Ибакаче восхваляет реакционные и примитивные стихи Рамиреса Хоффмана в «Далекой звезде», а в завершающей части произведения вспоминает уроки политической теории для военной хунты и литературные вечера в доме Марианы Кальехас. Прообразом этого персонажа послужил Хосе Мигель Ибаньес Ланглуа, священник из «Опус Деи», подписывавшийся псевдонимом Игнасио Валенте в журнале El Mercurio, автор книг по теории философии и теологии («Марксизм: критический взгляд», «Социальное учение Церкви»), по литературной критике («Рильке, Паунд, Неруда: три ключа к современной поэзии», «Чтобы читать Парру», «Хосемария Эскрива как писатель») и поэтического сборника «Догматические поэмы». Он не только был самым значимым литературным критиком в годы диктатуры и перехода к демократии, но и вел семинар по марксизму для военной хунты. То есть Пиночет был его учеником. Пиночет: читатель, писатель, любитель книжных. Рикардо Куадрос писал: