Книжные магазины

И я вдруг вспомнил забытую сцену. Далекую и повторяющуюся, словно угасающее эхо или звонок из черного ящика со дна океана после катастрофы. Мне, должно быть, девять или десять лет, в тот пятничный вечер или в субботнее утро моя мама отправилась в мясную лавку, булочную или супермаркет, и я провожу время в магазине канцелярских товаров нашего района Рокафонда на захолустной окраине Барселоны. Поскольку в районе нет ни одного книжного, я пристрастился к киоскам с их комиксами о супергероях и журналами о видеоиграх, к табачной лавке Ortega, на витрине которой красуется внушительная коллекция книг и научно-популярных журналов, и к магазину канцтоваров на той же улице, где живут братья Васкес и другие школьные товарищи. В глубине, за стендами обычных и поздравительных открыток и моделей для вырезания, книги – что-то порядка сотни. Я влюбился в учебник идеального детектива: я помню его синюю обложку, помню (и сила воспоминания прямо-таки давит меня, когда я выхожу из Ulises и сажусь в такси, чтобы отправиться в аэропорт), что каждую неделю я стоя прочитывал пару страниц о том, как получить отпечатки пальцев или составить фоторобот. Каждую неделю до тех пор, пока наконец не наступило то ли Рождество, то ли Сант-Жорди[66] и мои родители не подарили мне вожделенную книгу. Прочитав ее дома, я понял, что знаю ее наизусть.

В течение почти всего моего детства (как я мог об этом забыть!) я ощущал в себе два призвания – быть писателем и частным детективом. Второе проявилось в моем пристрастии коллекционировать истории и книжные магазины. И кто знает, не являемся ли мы, писатели, в первую очередь детективами, изучающими самих себя, персонажами Роберто Боланьо.

На террасе барселонского Café Zürich Нату Поблет, возглавляющая буэнос-айресский книжный Clásica y Moderna, рассказывала мне, что в 1981 году, когда она оставила архитектуру, чтобы заняться семейным делом, и до конца последней диктатуры оставалось еще два года, в ее магазине были организованы курсы по литературе, театру и политике. Вели их люди, которым вход в университет был заказан, такие как Давид Виньяс, Абелардо Кастильо, Хуан Хосе Себрели, Лилиана Экер, Энрике Пеццони, Орасио Вербицкий. «Занятия превращались в вечеринки, мой брат и я приносили вино и виски, приходило много народу, и разговоры продолжались допоздна», – говорила она, потягивая стакан Jameson. На этих вчеринках родилась мысль объединить книжный магазин с баром. Это означало разворот на сто восемьдесят градусов. Ее дед, мадридский книготорговец Эмилио Поблет, основал в Аргентине в начале ХХ века сеть Poblet Hnos. Ее отец Франсиско в 1938 году открыл вместе со своей женой Росой Феррейро Clásica y Moderna, а сестра и брат Нату и Пако стали вести дела после смерти отца в 1980 году. В том году военная хунта приказала сжечь полтора миллиона книг, выпущенных Издательским центром Латинской Америки. В условиях возрожденной демократии, после семи лет подпольной деятельности, они поручили архитектору Рикардо Планту радикально преобразовать пространство, где сосуществуют бар и ресторан, книжный магазин и выставочный и концертный залы. «Первые три года мы были открыты круглые сутки, но потом у нас начались проблемы с некоторыми пьяницами по ночам и мы решили ограничиться более традиционным расписанием», – продолжает Нату. С тех пор они принимали у себя актеров вроде Хосе Сакристана и певцов вроде Лайзы Миннелли. Пианино им подарил Сандро, завсегдатай Clásica y Moderna в сумасшедшие годы, чью биографию отражают названия его дисков: Beat Latino, Sandro de América, Sandro… Un ídolo, Clásico, Para mamá[67].