Книжные магазины

«Мне очень часто снится книжный папы», – поделилась со мной Нату Поблет, допивая свой стакан перед тем, как мы отправились в долгую прогулку по барселонской ночи. В Рио-де-Жанейро Милена Пираччини говорила мне о том значении, которое ее мать Ванна придавала личному подходу к каждому ее клиенту, и о том, какие черты ее личности можно объяснить европейским происхождением. В Каракасе Улисес Милья вкратце обобщил историю своей уругвайской семьи и рассказал мне о других книготорговцах из Монтевидео и Каракаса вроде Альберто Конте, от которых он столькому научился. Чачи Сансевьеро пишет:

Моим учителем был Эдуардо Сансевьеро, великий книготорговец и ученик дона Доминго Маэстро, видного уругвайского книготорговца. Слабостью Эдуардо были шахматы, история и старинные книги. Но еще он любил поэзию и имел странную привычку на вечеринках выдавать стихи за анекдоты. Неисправимый коммунист, во времена деспотизма он получал удовольствие, устраивая в своем близком окружении конспиративные собрания. Однако в конце дня он возвращался к вытиранию пыли и расстановке книг.

Традиция книготорговли – одна из самых закрытых. Зачастую она носит семейный характер: Нату, Милена, Ромуло, Гильермо и Малена, как и многие другие, – книготорговцы во втором и даже третьем поколении. Почти все они начинали помощниками в книжных магазинах своих родителей и других предпринимателей, имевших дело с печатной продукцией. Рафаэль Рамон Кастельянос вспоминает, что, приехав в Каракас из внутренних районов Венесуэлы, он устроился работать в книжный Viejo y Raro, принадлежавший бывшему аргентинскому послу: «Позднее, в 1962 году, благодаря приобретенным знаниям я создал мой собственный книжный» – Librería de Historia, который стал предшественником La Gran Pulpería del Libro.

Разве не загадочна фигура книготорговца? Разве не более понятны писатель, типограф, издатель, распространитель, даже литературный агент? И не эта ли таинственность послужила причиной отсутствия жизнеописаний и воспоминаний? Эти парадоксы на мгновение, что длится свет спички, озарил Эктор Яновер в «Воспоминаниях книготорговца»:

Это книга притязательного книготорговца. Это первые строки этой книги. Эти слова станут первыми словами первой страницы. И все слова, строки, страницы составят книгу. Представляете ли вы, гипотетические читатели, как ужасно книготорговцу писать книгу? Книготорговец читает, когда отдыхает; когда он читает, он читает книжные каталоги; когда прогуливается, останавливается перед витринами других книжных; когда едет в другой город, другую страну, посещает книготорговцев и издателей. И вот однажды этот человек решает написать книгу о своем занятии. Книгу внутри другой книги, которая присоединится к другим на витринах или полках книжных. Еще одну книгу, которую нужно поставить, отметить, которую придется чистить, ставить заново, окончательно исключить. Книготорговец – существо, лучше всех осознающее ничтожество книги и ее значение. Поэтому он – человек разрывающийся; книга – это товар, который продается и покупается, а он создает этот товар. Он покупает и продает самого себя.