Книжные магазины

В книге «Париж никогда не кончается» Энрике Вила-Матас говорит о Козаринском, с которым он часто пересекался в кинотеатрах французской столицы. «Я помню, что восхищался им, потому что ему удавалось сочетать два города и два художественных призвания», – отмечает он в 65-м фрагменте своей книги. Он имеет в виду Буэнос-Айрес, родной город Козаринского, и Париж – город, его принявший. При этом во всем его творчестве присутствует линия напряжения между Танжером и Парижем, между Западом и Востоком, между Латинской Америкой и Европой. «Особенно меня восхитила, – добавляет Вила-Матас, – его книга “Городской вуду”, книга изгнанника, книга транснациональная, где он использовал гибридную структуру, которая в те дни была по-настоящему новаторской». Если Боланьо вновь встретился с Борхесом в Мадриде, то Вила-Матас, следуя по стопам Козаринского, открыл для себя рассказы Борхеса в парижском книжном Librairie Espagnole: «Наибольшее впечатление на меня произвела вычитанная в одном из его рассказов мысль о том, что будущего, возможно, не существует».

Знаменательно, что мысль эта открылась ему благодаря книжному магазину, управляющий которым Антонио Сориано, эмигрант-республиканец, как раз питал надежду на будущее без фашизма. В подсобке его книжного диаспора продолжала свое культурное сопротивление. Как часто бывает, история этого магазина переплетается с историей более раннего – Librairie Espagnole Леона Санчеса Куэсты, начавшейся в 1927 году в помещении площадью пять квадратных метров на улице Гей-Люссака. Там имелись две витрины: посвященная Хуану Рамону Хименесу и молодым поэтам вроде Салинаса и Бергамина. Управляющий Хуан Висенс де ла Льяве намеревался даже издавать книги на испанском языке в Париже (первой должен был стать «Улисс» в переводе Дамасо Алонсо). Решив вернуться в Мадрид в разгар событий 1934 года[73], он передал руководство магазином своей сотруднице Жоржет Рюкар. Однако во время войны, будучи уполномоченным республиканского правительства по вопросам пропаганды при посольстве в Париже, он использовал его как центр распространения антифранкистских идей. Именно Рюкар после Второй мировой войны, как рассказывает Ана Мартинес Рус в «“Книготорговец Сан-Леон”: культурные начинания Санчеса Куэсты», связалась с Сориано, занимавшимся книжной торговлей в Тулузе, для того чтобы он взял на себя управление фондом своего бывшего книжного. Так что эта книга могла бы назваться не «Книжные магазины», а «Метаморфозы».

Попав в мансарду Маргерит Дюрас в 1974 году, Вила-Матас присутствовал при предсмертных хрипах этого мира, если не при его вскрытии. Уже будучи зрелым, автор «Краткой истории карманной литературы» осмысляет свой опыт инициации в Париже, в Париже его личных легенд вроде Хемингуэя, Ги Дебора, Дюрас или Реймона Русселя, где все отсылает к блестящему, но безвозвратно утраченному прошлому, которое, как это ни парадоксально, не выходит из моды. Потому что каждое поколение в молодости вновь проживает свой Париж, и этот Париж демистифицируется лишь по мере старения человека.

На двери запасного выхода книжного магазина La Hune красовался силуэт Дюрас, сидящей на полу, а слева – ее знаменитая фраза: «Faire d’un mot le bel amant d’une phrase»[74]. Мне понадобились пять поездок в Париж, чтобы понять, что из сотен местных книжных, лучшие, пожалуй, – Compagnie, L’Écume des Pages и La Hune. Во время предыдущих приездов, помимо обязательных посещений Shakespeare and Company, я заходил во все книжные, которые оказывались у меня на пути, но по какой-то причине ни один из трех названных магазинов в мои маршруты не попадал. В последний раз перед отъездом я спросил совета у самого Вила-Матаса и вскоре нашел их. Я увидел постер Сэмюэла Беккета на доске пробкового дерева в Compagnie. И полки в стиле ар-деко в L’Écume des Pages. И эту невероятную лестницу и белоснежную колонну посреди La Hune, созданную в ходе реставрации 1992 года Сильвеном Дюбюиссоном. Первый магазин находится между Сорбонной, музеем Клюни и Коллеж де Франс. Второй и третий – в Сен-Жермен-де-Пре, совсем рядом с Café de Flore и Deux Magots, они открыты каждый день до полуночи в соответствии со старой богемной традицией, требующей к книге кофе и бокал вина.