Нина Берберова сразу же отправилась к Василию Маклакову, российскому политическому деятелю, демократу и дипломату. В 1917 году, когда большевики захватили власть, Маклаков был послом России во Франции. Он занимал российское посольство в течение семи лет, пока Франция не признала Советский Союз и не выдворила Маклакова из посольства.
Переговорив друг с другом и с историком Дмитрием Одинцом, который возглавлял библиотечный комитет, они решили, что единственный способ спасти библиотеку — обратиться другому злейшему врагу: Сталину. Одинец поспешил в советское посольство, чтобы попытаться остановить грабежи. В посольстве его провели сначала в одну комнату, затем в другу*0
-Он попросил о встрече с главным секретарем или первым консулом, а лучше — с самим послом, если есть такая возможность. Он поговорил с одним человеком, потом с другим, затем с третьим, но никто из них даже не представился. Он снова и снова объясняя причину своего визита, говоря, что пытается спасти русскую библиотеку.«Ее основал Тургенев, — объяснил он, — который написал «Отцы и дети» и «Рудина» Он основал ее, когда жил в Париже».
Но в их глазах ничего не отразилось. Он продолжил: «Надо действовать быстро, пока книги не увезли…» Сотрудники посольства лишь пожали плечами: «Какой нам от этого толк? Там жалкие сочинения эмигрантов!»
«Вдруг мне в голову пришла одна мысль, — сказал мне Одинец. — Я объяснил, что когда-то в этой библиотеке работал Ленин. Что там были книги с его пометками и подписями, а также книги, которые он сам пожертвовал библиотеке. Там до сих пор стоял его стул!»
Он признался, что никогда прежде его воображение не работало так усердно.
«Все всполошились, забегали вокруг меня. Позвали других людей. Мне пришлось повторить свою историю о Ленине».
Он закончил свой рассказ: «Меня провели в очередные двери. Двери открывались и закрывались снова. Кто-то пообещал, что обязательно вмешается, но я ему не поверил. Как будто телефонный звонок мог хоть что-то изменить! Той ночью я снова остался у друзей в Булони. На следующий день, когда я пришел в дворец Кольбера, все было кончено. Ящики пропали, двери были закрыты и опечатаны. Крупнейшая русская эмигрантская библиотека прекратила свое существование».
Нина Берберова оставила Шопенгауэра себе. Другой эмигрант, историк Николай Кнорринг, также стал свидетелем грабежа. Судя по номерам на ящиках, он сделал вывод, что из библиотеки вывезли девятьсот ящиков книг и архивных материалов. Однако в других источниках указывается меньшее число. Согласно Кноррингу, ЭРР также забрал картины, бюсты и портреты. Уцелело лишь несколько предметов — в частности, библиотекарь Мария Котлярев-ская сумела сохранить фрагмент переписки анархиста Петра Кропоткина с философом Павлом Бакуниным.
Элен Каплан открыла один из довоенных библиотечных каталогов, лежащих на столе. Нацисты их не забрали, и несколько лет назад их обнаружили в старой картонной коробке в подвале дворца Кольбера. Каталоги показывают, насколько богатой коллекцией библиотека обладала до войны: в ней хранились не только литературные сочинения, но и труды по географии, экономике и праву.
Подобная описанной Берберовой история случилась и в Польской библиотеке, которая находилась неподалеку от дворца Кольбера, в построенном в XVII веке доме на острове Сен-Луи посреди Сены. В коллекцию недавно отметившей столетний юбилей библиотеки входило 136 ооо книг, 12 ооо рисунков, юоо рукописей, 2800 древних карт, 1700 польских мо-нет и медальонов и богатый архив фотографий. Эта коллекция была бесценна — она отражала свободную польскую культуру и собиралась в течение целого ве-ка, проведенного поляками в изгнании.