Книжный магазин «Альтист»

— Интересно… Даже очень интересно… А вы знаете, я ведь могу отправит вас в то время. Ровно на сто лет назад.

— У вас под прилавком спрятана машина времени? — Андрей не выдержал и улыбнулся.

— Нет, — старик не улыбался.

— Вам, простите, давно приходилось быть в психиатрической лечебнице? — Кириллов почувствовал, что грубит, но не сдержался.

— Бывал, бывал… Где я только не бывал… Ну хорошо, — старик все так же улыбался, — представьте, что все это — шутка. Или тест… не знаю на что. Хотите отправиться на столетие назад? Остановить революцию? Вам достаточно сказать «да» или «нет».

Если бы не состояние, котором был Андрей, если бы не ситуация, в которой он оказался… У него никогда не промелькнула бы мысль, что, если безумное предложение — правда, то он ничего не теряет, что его здесь, в настоящем, не держит ничего, зато появляется — пусть виртуальный — шанс исправить историю. Он никогда бы не сказал…

— Да.

* * *

Андрей открыл дверь магазина и спустился по ступенькам, внимательно-внимательно глядя себе под ноги. Он боялся. Боялся того, что сейчас поднимет глаза, а вокруг — все то же настоящее, и никакого прошлого, никаких подвигов и великих свершений. И нужно как-то решать проблемы, унизительно просить о помощи…

Он поднял глаза.

Та же самая улица. Потрескавшийся асфальт, по которому, тихо шурша колесами, катился автомобиль со значком «Опеля», оставляя запах выхлопных газов. «Все для тебя: рассветы и закаты!» — донеслось из открытого окна. Процокала каблучками сапожков девушка, щебечущая с подружкой по белому айфону.

Андрей ошеломленно, неверяще смотрел вокруг.

Получилось.

Все получилось.

В кармане завибрировал комм. Кириллов достал его и взглянул на пришедшее письмо.

«Вы — там, где хотели оказаться. Вот только в настоящий момент возможно два варианта событий. В первом варианте революция будет. Во втором — нет. В каком именно варианте событий вы оказались — попробуйте понять».

Андрей Кириллов, бывший сержант космодесантных войск, 2092 года рождения, улыбнулся уголком рта и спрятал комм в карман синей форменной куртки.

«Варианты были, пока здесь не оказалось МЕНЯ».

Отныне — без вариантов.

Революции не будет.

АФКР

— Сашура, сынок, вставай, в школу опоздаешь.

Тихо закрылась дверь в комнату. Константин Львович повернулся на другой бок, замотался в теплое одеяло и закрыл глаза, в надежде досмотреть все ж таки такой замечательный сон…

Глаза резко раскрылись.

Он — не Саша. Он — Кирилл Львович Королевин, и Сашей, Сашурой и прочими похожими именами его не называли никогда.

Ему шестьдесят пять лет, школу он закончил почти полвека назад.

Его мама умерла еще в девяностые.

И голос, который назвал Кирилла «сынком» и «Сашурой», ему определенно незнаком.

«Где я?».

Он подскочил — взвизгнули пружины — запутался в одеяле и мягко шлепнулся с кровати на пол.

— Сашура, я ушла! — по комнате упруго прошла легкая волна воздуха, какая возникает, когда в квартире закрывается входная дверь.

Кирилл сбросил с головы одеяло, и ошалело осмотрел комнату.

Узкий пенал, чуть больше двух метров в ширину и метра четыре — в длину. С оштукатуренного потолка свисает голая лампочка на проводе.

Квартира — не его. Однозначно не его.

Бледно-желтые обои с тусклым цветочным узором, такие типично советские обои. У двери, филенчатой двери, покрашенной белой масляной краской, на стене висело зеркало, в узкой стальной рамке. Рядом приколот кнопками вырезанный из газеты и раскрашенный цветными карандашами портрет космонавта. Окно, завешенное легкой шторой, сверху свисают кисточки ламбрекена. Шкаф для одежды, старый, облупившийся. Из положения «сидя на полу» можно легко рассмотреть, что далеко под шкафом спрятана рогатка, такая настоящая классическая рогатка. Письменный стол, застелен белым листом картона, лежат слегка покосившейся стопкой учебники, и стоит настольная лампа, с красным металлическим абажуром, на гибкой пружинной ножке. Стул, заваленный одеждой, под стулом — пара черных гантелей. На стене висит здоровенная книжная полка, явно сделанная вручную из аккуратно оструганных досок. Полка заставлена книгами. Рядом с ней — прямоугольник серо-синего сукна, усыпанный разноцветными значками. Позади упирается холодным ребром в спину железная кровать, с пружинным матрасом и сбитым в кучу постельным бельем.

Это не его комната. Это — комната ребенка, мальчишки-подростка. Причем…

Не современного подростка. Похожая — но однозначно не такая — комната была у него в шестидесятые, в детстве.

Кирилл осторожно вытянул перед собой руки, чувствуя, как они дрожат.

Его руки… Его руки были руками пожилого человека: морщинистые, с отечными суставами и признаками начинающегося артрита.