Книжный магазин «Альтист»

— О, нет, — продавец улыбнулся и указал на мягкое кресло у небольшого журнального столика, — Если хотите, можем обсудить этот вопрос. Покупателей у меня немного, да и вы, я вижу, не торопитесь. Почему бы и не поговорить с умным человеком.

* * *

— Вот многие привыкли считать революцию достижением. Ах, скинули старую власть, ах, больше нет тирана, ах, принесли народу свободу… Дудки. Если революция семнадцатого года что и принесла, так это боль, кровь, страдания и смерти. Остановившаяся промышленность, инфляция, голод, отставание в науке и технике от развитых стран на десятки лет, сокращение численности…

— Но, — старик отпил чаю, внимательно глядя на Андрея, — кажется, и прежняя власть тоже не была ангелами. Страну считали сырьевым придатком стран запада, коррупция всех уровней власти, многочисленные празднества, на которые тратились огромные деньги, и все это — на фоне нищего населения. Отсталость науки от передовой, отсталость промышленности, отсталость во всем…

— Ерунда. Простите, но ерунда. Обычные проблемы ЛЮБОГО государства, которые решались. Медленно, не всегда последовательно, но решались. А бороться с ними с помощью революции — все равно что бороться с тараканами, поджигая дом. Смотрите сами…

Андрей откинулся на спинку кресла и отхлебнул из кружки. Вкусный чай, однако…

— Смотрите сами. Семнадцатый год, революция. Что, сразу за этим настал рай земной? Как бы не так. Раскол страны на два лагеря, что еще хуже — раскол армии. В присяге-то что сказано было? Бороться с врагом. А кого в условиях революции врагом посчитать, это уж от каждого офицера зависит. То ли революционеров, которые за народ ратуют, то ли прежнюю власть, которая уже и не власть вовсе. Значит, революция, за ней — пять лет гражданской войны. Сколько тогда народу погибло с обеих сторон, помните, да? За гражданской — десять лет разрухи, за нею пятнадцать лет восстановления, когда все силы напрягали, жили впроголодь. Сколько в сумме? Тридцать лет. Жизнь целого поколения. Только для того, чтобы выйти на ТОТ ЖЕ САМЫЙ уровень, с которого начинали. С тринадцатым годом еще до-олго сравнивали, дошли мы до того уровня жизни, какой был в «отсталой, нищей стране» или еще не совсем. Знаете, если бы кто-то спросил меня, согласен ли я заплатить тридцатью годами жизни за чьи-то амбиции… А вспомните, что потеряли не только людей, не только время. Сколько территорий ушло! Какие сами отделились, какие — ушлые соседи отхватили. Германия, Финляндия… даже Норвегия и та своего не упустила.

Перед глазами Андрея стояла та страна, которую, не задумываясь, списали в отход ради общечеловеческого счастья. Кружка в крепких пальцах поскрипывала, но держалась.

— Единственное, — наконец сказал он, что я могу поставить в упрек тогдашней власти — это ее мягкость и либеральность. Хоть и кричали тогда о репрессиях, о кровавом тиране, но сами вспомните все эти «репрессии», а потом сравните с теми, что устроили господа революционеры. Небо и земля! Террористы взрывают, что хотят, а полиция ничего сделать не может. В столице митинги с требованиями свержения власти, а полиция ничего сделать не может. Над властью в открытую смеются, а полиция ничего сделать не может. Чем занималась тогдашняя госбезопасность я вообще молчу. Настоящий террор, такой, какой мог бы устроить Николай Первый или Сталин, власть вводить побоялась. Если бы этих революционеров судили по их же собственным законам, то они бы очень быстро кончились. А те, что остались занимались бы славословием власти и максимум протеста, на который они были бы способны — глубоко-глубоко запрятанная в карман фига. А почуяв слабость, они, как акулы, как волки, как шакалы, бросились рвать власть. Вспомните вождей революции. Все — из богатых семей, с хорошим образованием. Им что, плохо жилось? С чего тогда у них проснулось желание осчастливить народ? От доброты душевной? От властолюбия! Все эти геволюционегы — обычные банальные властолюбцы, которые хотели продержаться на вершине власти ровно столько, сколько понадобится им, чтобы набить карманы и банковские счета. А потом — Америка, Аргентина, да куда угодно. А русские пусть сами разбираются. Это если не вспоминать слухи о том, что на самом деле все эти «вожди» — агенты запада, проплаченные шпионы, если не считать, сколько у этих вождей еврейской крови!

Андрей не выдержал и с грохотом ударил ладонью по столу, взмахнув другой рукой, в которой была зажата чашка, крепко, как будто он стискивал горло случайного революционера.

— Что же вы сделали бы, — старик явственно улыбался, — если бы вдруг оказались к семнадцатом году?

Андрей задумался, на мгновенье:

— Если бы была возможность выбрать, я бы не в семнадцатый год отправился, а чуть пораньше… скажем, в начало четырнадцатого. Чтобы времени было немного побольше. А что я мог бы сделать… Я служил в десанте, поверьте, я многое могу сделать. Я бы так сделал, что даже имена этих вождей никто бы не вспомнил, кроме как перечитывая полицейские сводки.

— Да вы кровожадный человек!

— Не более кровожадный, чем все эти тираноборцы, радетели за народное счастье…