Книжный мотылек. Гордость (СИ)

Мне в пару достался один из молодых людей, который был представлен только сегодня. К своему стыду я совершенно не помнила его имя, только фамилию и то, потому что записала её в бальную книжечку. Аккуратно причесанный, одетый тщательно, но без франтовства, он напомнил мне гостей, что регулярно бывали в поместье на Изначальной. Мы прекрасно станцевали с ним лендлер, заканчивающий котильон, раскланявшись и расставшись по его завершению без особых чувств с обоих сторон. Потом был контрданс, который я танцевала с еще одним свежепредставленным молодым человеком, отличающимся от предыдущего только чуть меньшим ростом, цветом волос да неожиданным вопросом: «Скажите, у меня совсем нет шансов?», заданным срывающимся от волнения голосом по окончанию танца. К счастью, мне удалось изящно отшутиться. Время от времени я находила глазами Рауля, Нессу и Шеффилда, или ловила одобрительные взгляды тетушки и баронессы.

Когда закончился и этот танец, графиня Пентеркост гордо прошествовала в центр танцевального зала. Несса и Упрямец Шеффилд рука об руку проследовали за ней. Гул и гомон сразу стихли — думаю, ни для кого не было секретом, по какому поводу был устроен бал. Я же подалась вперед, с волнением разглядывая происходящее — это было первое публичное объявление помолвки, которое мне предстояло увидеть.

— Леди и джентльмены, — голос у Пиковой Дамы был, не смотря на возраст, громким и властным, — мы хотели бы сделать небольшое объявление.

На зал упала тишина, казалось, что дамы даже сложили свои веера, чтобы ни один посторонний звук не мог помешать волнующемуся маркграфу.

— Дорогие друзья, — заговорил Шеффилд, беря ладошку Нессы в свою руку, — я рад сообщить вам, что леди Несса О’Коннор сделала меня счастливейшим из смертных, согласившись стать моей женой!

Теперь уже вполне официальный жених поцеловал руку своей невесты, принял у подоспевшего лакея кольцо, лежавшее на бархатной подушечке на подносе и, надев его невесте на руку, прикоснулся губами к её губам. Дамы дружно выдохнули «Ах!», затрепетав веерами, и я тоже развернула свой новенький веер, чувствуя, как заливает краской щеки. Мужчины отмерли, начав аплодировать и переговариваться, кое-где послышался смех. И только графиня оставалась островком невозмутимого спокойствия в этой эмоциональной круговерти, дирижируя праздником иногда чуть уловимыми жестами, а иногда ей было достаточно взгляда или нахмуренных бровей.

Музыканты снова взялись за инструменты, и вскоре над залом поплыла мелодия вальса. Первые два тура пара обрученных сделала в одиночестве, а к началу третьего круга на паркет вышли остальные танцующие. Это был не первый вальс в моей жизни, но то ли повлияло романтическое настроение, витавшее в воздухе после объявления помолвки, то ли сказалась окружающая обстановка — все эти наряды, оформление зала, правила этикета, оставшиеся на Изначальной в глубине времен… ощущала я себя немного странно. Я очень остро чувствовала руку Рауля на своей талии, голова кружилась то ли от запаха мужского одеколона с нотками хвои, то ли от кружения по паркету. В какой-то момент я, занятая своими мыслями, поняла, что потеряла контроль над ситуацией, что покорно следую в танце за ведущим меня мужчиной, и, вскинув голову, снова, как в холле Редлифа, вместо привычного и понятного Рауля увидела незнакомца, ловящего мой взгляд. У этого незнакомца оказались светло-зеленые глаза и длинные, густые ресницы, не настолько, однако, пушистые, чтобы казаться девичьими. В аромате его одеколона было что-то знакомое, какая-то неуловимая нота, напоминавшая мне о тепле и лете, о поездках к морю и долгих вечерних прогулках, которых не стало после отъезда Ксава. Сейчас, без привычной надменной маски, Рауль… нет, не Тот-Самый-Рауль, к которому я привыкла, а этот, другой, появившийся на паркете бального зала Лукоморья… от него не хотелось отводить взгляд.

Я испугалась собственных мыслей, переключила свое внимание на мелодию, но и тут меня ждало потрясение.

Вальс, начавшийся легкой, незатейливой мелодией, звучавшей для обрученных, постепенно, исподволь набирал глубину и краски, пока наконец я не узнала мелодию, которая плыла над паркетом. Мелодию, под которую невозможно было не танцевать, от которой одновременно хотелось и спрятаться, и расправить плечи, мелодию, что делала меня одновременно и беззащитной и храброй. «Петербургские тайны» с Изначальной, привет от прежней, домашней жизни, от которой я сама себя отрезала. Чувство тоски по дому, ощущение собственной чужеродности на этом празднике — все нахлынуло на меня разом, и я почувствовала, что вот-вот позорно расплачусь.

— Мисс Дюбо, — этот, другой Рауль, чуть наклонился ко мне с улыбкой и лукаво произнес, — Вы танцуете с таким лицом, что, боюсь, к концу вальса мое имя окажется вычеркнуто из всех бальных книжек присутствующих дам. Успокойте меня, скажите, что Вы не ставите целью разрушить мою репутацию хорошего танцора?