Читаем Книжный на левом берегу Сены полностью

В своих мемуарах Сильвия не заостряет внимания на этих печальных эпизодах, я тоже постаралась не выставлять ее в том свете, в каком она сама не желала бы предстать. Вместо того я попыталась раскрыть ее жизнь в таком ключе, чтобы показать, почему она, достигнув зрелых лет, могла сберечь свет счастливых времен.

Именно книга воспоминаний Сильвии познакомила меня с ней еще в годы моей учебы в колледже. Моей специальностью был английский язык, и особенно меня завораживали 1920-е, так что, когда мне повезло найти зачитанный экземпляр ее мемуаров в бесплатной корзине перед книжным магазином на Телеграф-авеню в Беркли, Калифорния, я немедленно принялась за чтение и влюбилась в эту книгу. Сама удивляюсь, что мне потребовалось прожить четверть века и написать два исторических романа, прежде чем я сообразила, что жизнь Сильвии Бич заслуживает художественного отображения!

«Шекспир и компания» за авторством Сильвии — тоненькая книжечка, особенно если знать, какую потрясающую, богатую на события и встречи жизнь прожила ее автор. И как часто подчеркивает Фитч, многие эпизоды, включенные Сильвией в черновой вариант мемуаров, она впоследствии выбросила или переиначила для читающей публики, которая — это-то она прекрасно понимала! — проявит особенно жадный интерес к жизни выдающихся писателей, предстающих здесь персонажами. В каждом случае Сильвия предпочла выказать уважение и симпатии к своим друзьям и коллегам — но тот факт, что она сама в автобиографии переиначила отдельные эпизоды своей жизни, дал мне определенную свободу. Я восприняла это как разрешение поступить так же.

Авторов исторических романов, особенно романов биографических, к которым относится и моя книга, постоянно спрашивают, что правдиво в их произведениях, а что вымысел. Каждый писатель по-своему отвечает на этот вопрос, а авторские примечания и есть священный уголок, где автор может признаться, когда и в чем он отклонился от исторической истины. Лично меня такой подход немного не устраивает, поскольку мне совсем не хочется отягощать свой маленький непринужденный этюд многочисленными mea culpa.

Однако, как я считаю, читатели заслуживают некоторых ответов. На сей раз я решила указать, что в моем романе соответствует истине, а все остальное с легкой душой объявить играми своей фантазии — что, я надеюсь, сэкономит всем нам много времени, душевных сил и чернил.

Итак. Что из описанного истинно?

Полагаю, одна из реалий той поры немало удивит многих читателей — как удивила меня, когда я изучала материалы! — а именно, что выведенные в романе персонажи, ничуть не скрываясь, жили в гомосексуальных союзах. В годы после Первой мировой войны картина социальной жизни отличалась небывалой многосложностью, что я постаралась обыграть. С одной стороны, консерватизм считался нормой: в Америке Сухой закон запрещал употребление спиртного, антииммигрантские настроения достигли невиданного за всю историю страны накала, с принятием законов Комстока и Закона о шпионаже цензура приняла совсем свирепые формы, что показал пример «Улисса». Консерватизм в равной мере сказывался на жизни людей как традиционной, так и нетрадиционной ориентации. С другой стороны, меня очень порадовало узнать, что в те времена царила удивительная свобода, а в городах вроде Нью-Йорка и Чикаго процветали подпольные бары и кабаре для геев. Алкоголь находился под таким же запретом, как однополая любовь, однако люди искусства и интеллектуалы того времени не считали зазорным ни то ни другое. Консервативные и либеральные взгляды, как ни парадоксально, часто уживались в одном человеке, например в персонаже реально существовавшего поверенного Джона Куинна. Во французской столице свободу общественной жизни подкрепляла законодательно установленная терпимость, поскольку со времен Французской революции нетрадиционные отношения не считались уголовно наказуемыми, благодаря чему Париж более столетия служил надежным прибежищем для однополых любовников.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза