Читаем Книжный на левом берегу Сены полностью

— Что ни говори, а Антейл — тот же Джойс, только от музыки, — пафосно заявила Маргарет Андерсон в «Монокле», баре, полюбившемся им с Джейн особенно тем, что Джейн, как и большинство его посетительниц, предпочитала костюм-тройку. Зато немало других дам, среди которых была и Маргарет, щеголяли в боа из перьев и надевали на голову расшитые бисером бандо. Сильвия ради новых подруг сделала над собой усилие и нарядилась в черное платье и алые лодочки своей сестры, а Адриенна выбрала старый отцовский костюм, сидевший на ней удивительно ладно.

Несколькими часами ранее они были свидетельницами зрительского бунта, вспыхнувшего в Театре Елисейских полей на премьере «Механического балета» Джорджа Антейла. Когда шестнадцать пианол заковыляли по поверхностям своих валов, на которых, как в азбуке Брайля, выступами обозначались нужные ноты, а оркестр завел свою партию, оглашая зал спорадическими нестройными звуками, парижане и экспатрианты, относившие себя к числу ценителей музыки, вскочили со своих мест, чтобы освистать произведение и забросать сцену гнилыми фруктами, чем подвигли другую часть зала тоже вскочить, но с одобрительными возгласами. Гвалт стремительно нарастал, и страсти разбушевались не хуже, чем на боксерских матчах, куда Сильвию и Адриенну водил Эрнест.

— Что правда, то правда, — согласилась Джейн, откидываясь в плетеном кресле и затягиваясь тоненькой сигаркой. — Оба готовы ради искусства всех доконать.

— Но, дорогая, дело в чем-то большем, чем просто восприятие, — восторженно откликнулась Маргарет. — Дело в музыкальности. Не знаю, известно ли вам, — обратилась она к Сильвии с Адриенной, точно собиралась посвятить их в важный государственный секрет, — но я начинала с музыки. Да-да, и симфонии я слушала задолго до того, как пристрастилась к чтению. Особый дар Джойса заключается в том, что он заставляет свое произведение звучать у меня в ушах — вот чем он в первую очередь влюбил меня в свои работы. Не так ли, Джейн? Не я ли твердила, что именно музыкальность Джойса делает его творчество непреходящим?

— Так и было, — глубокомысленно кивнула Джейн. — Хотя, несомненно, как всегда говорила я, здесь упущен тот факт, что большинство его читателей откликаются на его стиль, на то, как текст смотрится на странице. И на его пакости. А временами на его убийственно занудный реализм. И на эту манеру выставлять напоказ все, какие только таятся в закоулках нашего разума, темные низменные секреты.

— И все они составляют части его симфонии!

Джейн выдула на Маргарет облачко ароматного дыма и улыбнулась ей с обожанием. У Сильвии создалось впечатление, что они с Адриенной наблюдают одну из привычных сценок, какие разыгрывает между собой эта пара.

— Не вижу причин, почему его творчество не может быть и тем и другим: и музыкой, и литературой, — высказалась она.

— Ох, Сильвия, — рассмеялась Маргарет и одним махом прикончила последний бокал Кот-дю-Рон[128], — что за занудство!

Адриенна, которой всегда быстро надоедали любые касающиеся Джойса разговоры, решила сменить тему.

— Так просветите же нас поскорее, Маргарет, что представляет собой произведение Антейла с музыкальной точки зрения. Я не могу похвастаться глубокими знаниями в этой сфере, как вы. Музыка доставляет мне удовольствие, но я никогда специально ей не обучалась.

— Вот-вот! Знаниями не могут похвастаться и обыватели, которые забрасывали сцену отборными персиками! Лучше бы они приберегли их для пирога. Пирог бы восстановил порядок в их жизни. Или скорее tarte[129], я полагаю. Неважно. Как вы, несомненно, слышали, и как слышали все другие, музыка Джорджа просто говорит нам о том, что гармонии пришел конец. Что прекрасная музыка, которая внушает нам иллюзию, будто жизнь исполнена смысла и порядка, — не что иное, как ложь.

— Такого рода доводов я уже наслушалась, — раздраженно сказала Адриенна. — Мы только их и слышим, когда заходит речь о новой литературе и новой музыке, как мы поколение назад наслушались подобного о живописи. Разве может одно-единственное музыкальное произведение перечеркнуть веками создававшуюся красоту? Пятую симфонию Бетховена? Фортепианные концерты Шопена? Фуги Баха? Новое искусство не отрицает всего, что существовало до него! Нет. Оно просвет, открытая калитка, показывающая тропинку тому, что придет следом за ним.

— Восхитительно! — воскликнула Маргарет, затянувшись сигаретой в элегантном костяном мундштуке. — Адриенна, вы должны написать что-нибудь для «Литтл ревью».

— Peut ^etre[130], — уклончиво ответила Адриенна, и Сильвию позабавило — впрочем, как всегда — нечто особенное, что ощущалось в ее подруге, в том, как она умела привлечь к себе внимание и тут же от него отмахнуться, будто ей нет нужды цепляться за него, ведь его и так всегда было предостаточно.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза