Книжный на левом берегу Сены

Правда, Сильвия заметила, что, если сама она использовала оба названия как взаимозаменяемые и упивалась ими, Адриенна никогда не произносила того, что придумал Джойс. А тот, в свою очередь, никогда не употреблял предложенного Адриенной.

Вскоре после торжественного открытия лавки Париж ожидаемо опустел, а ответы на предложение подписаться на «Улисса» стали постепенно иссякать — временно, надеялась Сильвия, — пока будущие читатели наслаждались летними каникулами. Во всяком случае, сама она решила посвятить летний отпуск поездке к родителям Адриенны в Рокфуэн, где они собирались оставаться до сентября, а лавку закрыть до своего возвращения, чтобы сэкономить на расходах; Мюсрин будет время от времени проверять, как дела, разбирать почту и выполнять обычные заявки, а Сильвии пересылать только то важное, что потребует ее внимания. У нее оставались кое-какие деньги от щедрого дара Брайхер, да и продажи на открытии лавки принесли достаточно средств, чтобы хватило продержаться на плаву несколько недель.

Свою загородную жизнь Сильвия старалась как можно больше насыщать физической активностью: совершала длительные прогулки по лесам и холмам, колола дрова и таскала воду, осматривала близлежащие городки и с особенным интересом — развалины времен Рима и Средневековья, а вечерами читала, читала, читала, по многу часов. Она заметила, что если она за день недостаточно устала, то обязательно просыпалась посреди темной ночи вся в испарине, с бешено колотящимся сердцем, и лежала без сна на сырых от пота простынях, одолеваемая сонмом мыслей и тревог. В порядке ли Джойс? Как там его глаза? Точно ли доктор Борш или миссис Джойс сообщат мне, если ему вдруг станет хуже? Успеет ли он дописать роман, чтобы выпустить тот в феврале? Что мне делать, если я вдруг останусь совсем без денег? А может, уже осталась — вдруг в моих расчетах ошибки? Что, если Гертруда никогда больше не вернется в лавку? Подойдет ли эта синяя краска из Германии? А что, если нет? И прочее в том же духе. Она часами ворочалась без сна, размышляя и выдумывая себе всё новые поводы для тревог, а на следующий день чувствовала себя разбитой, словно совершила марш-бросок, и незаметно засыпала еще до обеда, сидя в тени с книгой на коленях, а затем весь сценарий повторялся.

— Сильвия, нельзя же так тревожиться, — не выдержала однажды утром Адриенна, пока они лежали в постели, слушая утренние трели птиц.

— Да, но я поставила все на книгу Джойса. А вдруг она провалится?

— Ну и что с того? У тебя все равно останется «Шекспир и компания», а «Одеония», позволь заметить, — нечто намного большее, чем «Улисс».

— Просто я не хочу провала.

— Он тебе не грозит, я знаю. И книге тоже. Но если все-таки так случится, провал будет не твой, а его.

Самой Сильвии уверенности в этом не хватало.

Когда Сильвия в сентябре вернулась в Париж, ей показалось, что она впервые за многие недели дышит полной грудью, зная, что скоро соберутся ее друзья и уж они-то помогут не допустить провала «Улисса». Утром в понедельник она распахнула скрипучие ставни своей новой лавки, и ее мысленному взору тут же представился совсем новый вариант выкладки книг и журналов в витрине. Сильвия почувствовала, как расправляются ее плечи.

Она как раз по-новому расставляла книги в витрине, стараясь не стряхнуть на них пепел со своей сигареты, когда в лавку прибыл Джойс, поигрывая своей ясеневой тростью и выглядя свежее, чем когда-либо. Они тепло поздоровались и обнялись, и он принялся расспрашивать ее об отпуске, а она старалась отвечать как можно подробнее, пока желание задать вертевшийся у нее на языке вопрос не пересилило ее учтивость.

— А теперь вы должны рассказать мне, как продвигаются дела с «Улиссом».

— Что сказать, почти весь август я провалялся в постели — мозоли от ручки, и те почти сошли с пальцев. Но вы не беспокойтесь, моя дорогая мисс Бич, все это время я только и думал, что об «Улиссе», прокручивал в голове эпизод за эпизодом и раздумывал, как его закончить. А с неделю назад случилось чудо, и я вдруг увидел его всего целиком, я прозрел, точно глотнул чудодейственной лурдской воды. Я взял чистый лист бумаги, заправил ручку чернилами и начал писать. Даже не знаю, бывало ли, чтобы я писал так много или так быстро.

— Вы что, работали на солнце? У вас такой сильный загар, и кожа выглядит прекрасно.