Книжный на левом берегу Сены

Сильвия провела мать по подземному переходу в метро; они сидели в вагоне плечом к плечу, пока поезд грохотал, скрежетал и трясся в темных тоннелях, и молча наблюдали, как хорошо одетые, еще сохранившие летний загар парижане входят и выходят на станциях, читают газеты или болтают с друзьями. Вернувшись в сердце Пятого округа, они вышли в ясный осенний денек, и Сильвия повела мать в маленькое уличное кафе всего с тремя столиками, где заказала им по чашке кофе со сливками и по порции флана. И только после этого спросила мать:

— Почему?

На что Элинор капризно выпятила нижнюю губу и, пожав плечами, обронила:

— Мне их захотелось.

Принесли кофе, и Сильвия обрадовалась вынужденной паузе в тяжелом разговоре, пока официантка расставляла перед ними фаянсовые чашки с блюдцами и звякала десертными приборами.

— Холли писала мне, что дела у вас в магазинчике идут хорошо, — заметила Сильвия, имея в виду небольшую лавку импортных товаров, которую недавно открыли в калифорнийской Пасадене ее мать и сестры. Точнее, в основном Холли и Элинор, потому что Киприан вечно моталась между лавкой и Голливудом, где ходила на все пробы, куда только могла пробиться, — что обычно заканчивалось для нее горьким разочарованием. Холли писала, что их магазинчик, в котором они торговали европейской домашней утварью, более или менее процветает на западе, где европейская роскошь казалась «большей диковинкой на здешних просторах, чем ориентальная». Киприан же выразила ту же мысль безо всяких церемоний: «Эти деревенщины в упор не поймут, что вещь стильная, если ее цена не кусается, так что им можно втюхать что угодно и притом задорого».

— Да, дела идут хорошо, — ответила Элинор, слизывая с верхней губы молочную пенку. — Но недостаточно хорошо.

— Ох.

Про отца спрашивать было бессмысленно; этим летом он тоже навестил Сильвию — правда, обошлось без приключений. В Париж он заезжал по пути в восточные страны, куда призывали его дела миссионерства и где, собственно, он все еще находился. Но почему он даже не обмолвился Сильвии, что с его женой, ее матерью, творится неладное, что Элинор уже совсем не та, какой была? Или он просто не замечал? А если замечал, почему оставил ее одну, наедине с тоской? И почему мама даже не собиралась повидаться с ним, если все равно ехала в Европу? Вопросы водоворотом кружились в голове, и Сильвия почувствовала, что теряет твердую почву под ногами.

— Чем мне тебе помочь? — спросила она у матери. Любимый вопрос Сильвии. Придумай она способ помочь, дела бы наладились.

Элинор проглотила кусочек флана и вздохнула.

— Слишком поздно помогать мне, Сильвия. Я стара, я потеряла фигуру, растеряла красоту. Единственное, что еще доставляет мне радость, это любоваться красивыми вещами. Мне уже мало смотреть на них со стороны в музее, магазине, или этих vista[118], как их называют в Калифорнии. Мне нужно, что прекрасное было на мне. Понимаешь, если я ношу красивый браслет или красивое платье, частица их красоты словно бы переходит на меня. — Она снова вздохнула. — Или я стараюсь себя обмануть. Может быть, когда что-то красивое рядом со мной, на мне, я способна хоть на мгновение забыть, что свою красоту я уже растеряла.

С болью в сердце Сильвия накрыла рукой руку матери на холодной поверхности круглой мраморной столешницы.

— Мне очень жаль, Maman. Хоть я твоя дочь, в моих глазах ты совсем не такая, как о себя говоришь. Вовсе ты не старая! И ты мыслишь здраво. Перечитай Бальзака, позаимствуй мужества у его возрастных куртизанок. Или посмотри на Эдит Уортон, на Гертруду Стайн, они хоть и в годах, здесь в Париже вокруг них так и вьются толпы поклонников.

— Но я-то бедна.

— Разве это когда-нибудь мешало тебе?

— Да каждый день моей жизни.

Ее признание было ошеломительным. Неужели и правда она всегда чувствовала себя в нужде? Как же Сильвия того не замечала? Оставалось только гадать, что думают по этому поводу Холли и Киприан, и Сильвия сделала себе мысленную зарубку сегодня же написать сестрам.

— Давай ты останешься со мной на несколько деньков, — взмолилась Сильвия. — Адриенна восхитительно готовит. Будем есть всякие вкусности, к тому же тебя порадуют интересные личности, которые заходят ко мне в лавку. И еще мы как следует прогуляемся по магазинам. А может, сделаем тебе шикарную стрижку?

Элинор пожала плечами.

Начало было положено.

— Джордж что, в Африке? — спросила Жюли.

— Вот тебе и на! С чего это вдруг? — изумился Джойс.

— Антейл, что ли? — вклинился в разговор Боб. — То-то я смотрю, здесь тихо.

— Да, Джордж Антейл, и да, в Африке, хотя никто не возьмет в толк почему, — сообщила друзьям Сильвия, но пока объясняла, сама вдруг начала догадываться, отчего композитор уехал на южный континент. Видя, сколько изумления и любопытства отразилось на лицах ее спокойных, рассудительных друзей, Сильвия заключила, что некоторое внимание ему и его «Механическому балету» обеспечено.