Книжный в сердце Парижа

– Я рассказывал о краснокрылом кузнечике Oedipoda Germanica, – объясняет он громко, чтобы мы его слышали. – Чтобы не сделаться чей-то жертвой, он выработал двойную стратегию: когда кузнечик сидит без движения, его крылья сливаются с подложкой, позволяя ему замаскироваться. Когда же он летит, то раскрывает нижние черно-красные крылья. Это способ самозащиты: именно эти два цвета характерны для ядовитых насекомых, хотя на самом деле он таковым не является!

– Ух ты, – говорю я без особого энтузиазма.

– У них в «Лекок» есть целый курс, посвященный животным.

Домохозяйка смотрит на меня с дежурной улыбкой. Виктор не встает с дивана, и мне больше нечего добавить. Он имеет полное право провести вечер с тем, с кем считает нужным, да и кто я такая, чтобы этому препятствовать? Я оставляю их под предлогом похода в уборную, а сама подхожу к одному из двух больших окон, выходящих на улицу. Я высовываюсь наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Сама того не осознавая, я осушила и второй стакан. Я не лежу на полке в купе поезда до Милана, утром я опять не появлюсь в офисе. И сегодня я снова не вернусь домой.

Кто-то включил Майкла Джексона. Все закружились в каком-то групповом танце. Я смотрю в сторону Виктора – он сидит на том же месте, а домохозяйка гладит его по ноге. Юлия увлеченно беседует с пиратом. Я кручу на пальце кольцо, одновременно разговаривая с первым попавшимся незнакомцем в костюме орангутанга.

Мы уходим с вечеринки в три часа ночи. Я с трудом вспоминаю свой адрес и сама не знаю, зачем пыталась его вспомнить.

Юлия идет, глядя под ноги, и жалуется, что никогда не пройдет прослушивание, что с Ноа она все делает не так, что ей не следовало оставаться на вечеринке так долго и что Бен оставляет ее одну. Виктор держит за руку домохозяйку в окровавленном фартуке.

Усталые и безутешные, мы бредем по городу в противоположном от улицы Пуле направлении, куда мы ходили в поисках тети.

Поверженный батальон.

Среда

22

– Кричите, если вам угодно! Издайте, быть может, ваш последний крик, госпожа! Наконец-то! Госпожа мертва! Лежит на линолеуме… задушенная перчатками для мытья посуды.

– Так ты будешь исполнять монолог на английском?

– Конечно.

– А перчатки?

– Что ты имеешь в виду? – Юлия покачивается в кресле, посреди гостиной Джорджа.

– Ты могла бы надеть пару перчаток для мытья посуды. Это даст хороший визуальный эффект. В конце концов, ты только что ее убила, так что, скорее всего, еще не успела их снять.

– Одета в элегантную одежду госпожи, а на руках резиновые перчатки! – Юлия резко поднимается с кресла. – Блестяще.

Сегодня утром мне трудно сосредоточиться. Как только я вернулась с вечеринки в «Шекспира и компанию», я побежала за поролоновым матрасом и положила его в зале с роялем, где спит Оушен, только чтобы не оставаться в одной комнате с Виктором и домохозяйкой. Мне совсем не нравилась мысль лежать рядом с ними. У меня так и не хватило смелости включить телефон. Была бы я счастливее, если бы сейчас находилась в объятиях Бернардо? Я не знала, и это незнание повергало меня в панику. Если за полгода до свадьбы я предпочитаю лежать в одиночестве на полу книжного магазина, то, возможно, что-то у нас идет не так.

Я застелила свой матрас парой найденных в кладовке простыней, поскольку свои я отдала Юлии, и, стиснув зубы, завалилась прямо в одежде. Чтобы ничего не слышать, я вставила беруши. В темноте, подключившись к Wi-Fi магазина, я пыталась купить билет до Милана, но обнаружила, что забастовка продолжается, аэропорты переполнены, а большинство авиакомпаний закрыли продажу билетов.

Облегчение, которое я при этом испытала, сбило меня с толку, мысли бегали по кругу. Я нахожусь здесь одна, но при этом не хочу быть ни в каком другом месте. Оушен похрапывала. Казалось, пыль проникает в меня отовсюду…

Мне хотелось, как в предыдущие вечера, побродить по книжному магазину, но я не решалась пошевелиться. При свете телефона я читала стихи из сборника, который открыла для себя несколько дней назад. Девушка, которая жила всем, жила чересчур, но иногда ей казалось, что она вообще не живет. Я решила, что придержу книгу до отъезда.

Кто может вылечить меня?
Служить утешением
нуждающимся.
Незнакомцам.
Родиться сломленной, умереть счастливой.

– Представь, что я уже в перчатках, – говорит Юлия, показывая мне руки.

Я даю ей продолжить монолог, но затем прерываю снова. Она рассказывает об украшениях, но на ней ничего нет.

– Подожди минутку, – говорю я ей и бегу вниз, где отпираю замок кладовки и открываю чемодан. – Можешь взять вот это, – предлагаю я, возвращаясь с серьгами фламенко.

Я замечаю, что за время ожидания Юлия съела несколько ложек риса, который я для нее приготовила. Она ни в какую не хотела обедать, но в ее положении это недопустимо, так что я была непреклонна.