Книжный в сердце Парижа

– Если хотите попробовать лучшую в Париже яичницу с беконом, то ее готовят здесь, за углом. – Виктор, запыхавшись, заходит в библиотеку за несколько минут до начала своей смены. – Я только что был там с Мари.

Я догадываюсь, что Мари – это та самая домохозяйка-убийца.

– Что с тобой? – спрашивает он.

– Ничего.

– Что ты сегодня делаешь? В четыре у меня назначена встреча с дамой, которой я помогаю с архивом. А потом, если хочешь, мы можем сходить в историческую кондитерскую, она называется Stohrer.

Я хочу.

Я выхожу на прогулку, прихватив с собой «Чайку».

Если раньше я бы непременно посетила музей Орсе или Лувр, то теперь предпочитаю просто гулять. Свет играет на фасадах зданий, его блики отражаются в водах Сены.

Мое внимание привлекает книга в киоске на берегу реки. Синяя обложка с нарисованной на ней обезьяной. «Поведение животных», Роберт Хайнд.

– Сколько она стоит?

Продавщица проверяет ценник, на руках у нее перчатки без пальцев.

– Десять евро.

Я открываю кошелек – у меня осталась двадцатка.

– Я дам вам сдачу, – говорит продавщица, перебирая купюры в пластиковом пакете. – Это подарок?

Я киваю. Женщина заворачивает книгу в газетный лист и протягивает мне.

В этот момент звонит мой телефон.

– Привет, мам.

– Я встретила в супермаркете Линду.

У меня екает сердце. Этого стоило ожидать.

– Мне нужен был отпуск, – сбиваясь, говорю я. – Я же тебе говорила.

Мама молчит. Ее молчание тяготит меня, дыхание перехватывает.

– Ты там одна? – резко спрашивает она. – Почему ты не сказала нам правду?

Почему? Потому что они бы не позволили мне никуда уехать. Потому что я надеялась, что все улажу и все вернется на свои места. Я помогла бы семье воссоединиться, примирила тетю с отцом, перечеркнула годы страданий.

– Мама, все под контролем.

– В последний раз ты говорила, что все под контролем, когда ситуация была уже неуправляемой.

– Когда я не прошла прослушивание?

– И поступила на юридический факультет.

– А потом я перешла на другой факультет.

– Вот именно.

– Когда в последний раз ты чувствовала в себе такую легкость, словно вот-вот взлетишь? – спрашиваю я ее. – Я серьезно спрашиваю.

Думаю, я никогда не задавала ей подобных вопросов.

– Ну… когда ты родилась, – почти без колебаний отвечает она. – Когда ты впервые открыла глаза и посмотрела на меня.

Значит, хоть на секунду я сделала ее счастливой? Я? Она никогда не говорила мне об этом.

– А еще? – спрашиваю я.

– …в день свадьбы, когда твой отец сказал «да».

Я чувствую прилив нежности, внезапно осознавав, что мама никогда не рассказывала мне о свадьбе.

– А потом?

Она на мгновение задумывается.

– Когда, еще девчонкой, я без тормозов неслась на санках с горы.

Я представляю ее с красным от мороза носом и развевающимися на ветру волосами, не подозревающую, что уготовила ей жизнь.

Я и предположить не могла, что смогу вести с матерью такую беседу.

– А дальше?

– А дальше будет, когда ты вернешься. Твой отец тоже скучает по тебе.

На мгновение я словно переношусь в детство, когда она укачивала меня на руках.

– Я знаю, что ты поехала к тете, – добавляет мама. Бернардо ей уже все рассказал. – Твоя тетя уже достаточно навредила нашей семье. Будь осторожна, Олива.

– Мама, – у меня в горле застревает комок, – я обещаю, что вернусь до пятницы.

Почему я сказала «до пятницы»?

– Нам бы очень хотелось, чтобы ты шла своим путем.

– Только какой он, мой путь? – Не могу поверить, что я это сказала. – Я люблю тебя, – быстро добавляю я и кладу трубку, не дожидаясь реакции. Услышать ее ответ было бы невыносимо.

Без каких-то определенных планов я направляюсь на север. Возвращаюсь в район, где была накануне, при этом напряженно думаю о маме, которая хочет, чтобы я шла своей дорогой. Мне представляется, как она наблюдает за отцом, с тревогой стоящим у окна, словно я могу в любой момент появиться на садовой дорожке. Я понимаю, что это он попросил маму позвонить мне и что сейчас она разочарована, потому что не получила ожидаемого им результата.

До улицы Пуле я добралась через два с лишним часа. Я шла, ни разу не сверившись с картой. Мне хотелось найти дорогу самостоятельно, почувствовать, что Париж хоть немного принадлежит мне. Пару раз я заблудилась, но в итоге возвращалась на маршрут, ведущий к Шато-Руж.

Я захожу в кафе на углу, сажусь за привычный столик, заказываю café au lait[57], открываю «Чайку». Погрузившись в чтение, я совершенно забываю следить за улицей. Да, детектив из меня никудышный.

«…И когда я думаю о своем призвании, то не боюсь жизни», – завершает свой монолог Нина. «Что же поняла обо мне Юлия? – спрашиваю я себя. – Как у нее получилось меня раскусить?»

– Никогда в жизни не видел хорька, – басит бармен.

Я уточнила в карманном словаре: хорек по-французски будет furet. Бармен явно не расположен к общению, но я решаю быть настойчивой. Широко улыбаюсь и пытаюсь сформулировать новую фразу.

– Дама, которая пишет?.. – повторяет он. – Кажется, да, раньше она приходила. Давно ее не видно.

– Вивьен? Вилла? Вам что-нибудь говорит это имя?

– Мне неизвестны имена клиентов.