Читаем Книжный в сердце Парижа полностью

Я набираюсь смелости и вновь открываю словарь.

– У этой дамы стрижка каре и седые волосы? – нерешительно спрашиваю я.

– Она была брюнеткой.

Я кладу на прилавок деньги за кофе, пытаясь скрыть разочарование.

– Merci, – говорю я, старательно выговаривая звук «р». Он берет деньги и ничего не отвечает.


В половине четвертого я прохожу квартал Ле-Аль, направляясь в кондитерскую Stohrer, где у меня назначена встреча с Виктором, и совершенно случайно вижу его за стеклом летней веранды в компании какого-то незнакомца. Откинувшись на спинку кресла, Виктор проводит руками по светлым волосам. Его берет лежит на столике, рядом с чашкой кофе. Хорошо одетый мужчина с правильными чертами лица накрывает руку Виктора своей ладонью. Затем открывает бумажник, достает пачку банкнот и протягивает ему. Виктор пожимает плечами, но денег не берет. Мужчина настаивает, оставляя их под беретом, и поправляет на шее синий шелковый шарф.

Виктор смотрит на часы, что-то говорит и поднимается с места.

Я удаляюсь быстрым шагом, прежде чем он успевает меня заметить.

24


Виктор застигает меня врасплох в тот момент, когда я делаю вид, что разглядываю витрину кондитерской.

– Ну что, зайдем? – предлагает он.

Эклеры, торт «Париж – Брест», яблочный пирог «тарт татен», пирожные «Монахиня»… Stohrer – настоящая сокровищница деликатесов.

– Что будешь? – спрашивает Виктор, засовывая руку в карман. – Я угощаю.

Аромат кружит мне голову. Сладости стоят слишком дорого, но мне хочется попробовать все. Я делюсь своими мыслями с Виктором.

– Тогда берем все! Все равно у меня куча денег.

– Куча денег? – Я стараюсь казаться удивленной.

– И я собираюсь потратить их как можно скорее. – Он снова подзывает продавца. – Чтобы не слишком к ним привязаться.

Я потихоньку привыкаю к его наряду в стиле Оливера Твиста, но все же задаюсь вопросом, что же на самом деле скрывается за этим немного инфантильным видом. Почему он сказал мне, что идет к даме, а вместо этого встретился с тем мужчиной?

Мы дегустируем пирожное «Монахиня» с кофейным, а потом и с ванильным вкусом, пробуем эклеры – шоколадный, клубничный и даже с корицей, а также двухслойный торт «Париж – Брест». Кажется, что мы находимся здесь с тетей.

И словно нам было мало сладостей, мы выходим из магазина с коробкой под мышкой.

Если начнется война, разрешите мне переждать ее в кондитерской.


Спустившись на набережную, мы встречаем Джона с Хиллари.

– У кого-то праздник? – спрашивает он при виде десертов.

Я поднимаю крышку и протягиваю коробку Хиллари. Она смеется: вроде бы и хочет взять пирожное, но не решается.

– Ну же, угощайся, – укоряет ее Джон. И добавляет: – Я не люблю сладкое.

Женщина протягивает дрожащую руку к пирожному и быстро отдергивает ее вместе с добычей. Откусывая, она выпускает облачко сахарной пудры.

– Очень вкусно! – восклицает Хиллари, как будто впервые пробует пирожное.

Джон протягивает нам вино в коробке-тетрапак, но мы отказываемся.

– Помните, я говорил о волшебных моментах жизни, о том, что их невозможно запланировать в ежедневнике? – Он улыбается. – Ну вот, и вдруг мы встретили вас.

Я жду, когда мы окажемся на улице, и спрашиваю Виктора, правда ли то, что говорят о Джоне.

– Ты про ту чушь, что он якобы убил человека? – подскакивает он. – Это не наше дело.

– Но если это правда?..

– Даже если и правда, нас это все равно не касается. – Он пинает смятый лист бумаги, валяющийся у него на пути.


– У меня для тебя кое-что есть, – сообщает мне Юлия и достает из объемистого пакета желтое бархатное платье в тонкий рубчик.

Они с Беном обнаружили сверток прямо у книжного магазина, внутри лежало несколько чистых, хоть и подержанных, вещей.

– Наверное, кто-то оставил их для нас.

Платье, которое она мне вручила, было великолепно: зауженное в талии, без рукавов, с широкой юбкой и, похоже, моего размера.

Несмотря на то, что бархат – не самая подходящая для весны ткань, да и желтый цвет не слишком мне идет, это самое красивое платье, которое у меня когда-либо было. Я всегда о таком мечтала и даже не подозревала об этом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза
Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза