Книжный в сердце Парижа

Мы заказываем два кофе с молоком и выбираем небольшой столик у бара, выходящий на проспект Домениль; сквозь открытое окно в кафе заглядывает весна.

Явится ли сюда тетя? Произойдет ли это в конце концов? Мы подойдем с ней к стойке и, чтобы разрядить ситуацию, закажем кофе у человека с татуировкой динозавра? И какими будут ее первые слова, сказанные мне?

Я часто думаю о том, как изменилась за это время Вивьен, и вместе с тем задаюсь вопросом, какие изменения она увидит во мне. Расскажет ли она, что прятала в чемодане шестнадцать лет назад? Почему она больше меня не искала? На самом деле это главный вопрос, который я все это время не решалась задать себе, но, как теперь понимаю, это единственное, что меня волнует.

Виктор открывает «Поведение животных», я раскрываю свой томик стихов, но никак не могу сосредоточиться. Я все время поднимаю голову. Что она имела в виду, написав, что мы увидимся там чуть раньше? Насколько раньше? На час? На два?

– Подумать только, какова природа! – восклицает Виктор, хлопая по столу ладонью. – Представляешь себе синиц? Вот, послушай. Как и у большинства птиц, у них есть тенденция к стайности, то есть к объединению в стаи. Но когда они кормятся, то держатся друг от друга поодаль, и если одна птица слишком приближается к другой, то последняя чувствует в ней угрозу и проявляет признаки агрессии. Время от времени в поисках пищи стая перемещается. Прежде чем присоединиться к остальным, улетающие последними птицы пытаются собрать все остатки съестного – в этом случае личное поведение животного вступает в противоречие с желанием группироваться в стаю. Они стремятся не только к пропитанию, но и к объединению с другими членами сообщества. Хайнд пишет: «Чаще всего тенденция к выявлению одного типа поведения вступает в конфликт с тенденцией к выявлению другого».

– И что из этого?

– Ну как это что? Значит, не только мы испытываем конфликт между свободой личности и чувством принадлежности к сообществу себе подобных. Это природный инстинкт. Понимаешь, нельзя все мерить рационально, это сильнее нас. Мы являемся частью большой системы, и не все проблемы подлежат урегулированию. Быть может, иногда нужно просто с этим смириться? Ведь испытывать противоречивые чувства – это наше естественное состояние.

Любить тетю и вместе с тем ее ненавидеть? Испытывать желание остаться здесь и одновременно хотеть вернуться домой? Быть собой и при этом не разочаровывать тех, кто хотел бы видеть меня в другом качестве? Я просто не знаю, как это сделать – принять в себя две противоборствующие силы и при этом продолжать жить спокойно. Виктор возвращается к чтению, а я снова открываю свою книгу.

Я оставила сына, переродилась.
Я пыталась найти в жизни свет, и в этом моя вина.
Я думала только о себе.
Но если нам плохо, кому мы сможем помочь?

Краем глаза я замечаю, как внизу скользнуло что-то темное. Хорек! Вивьен здесь! Сердце разрывается в груди, как петарда. Я видела его всего лишь мельком, но точно знаю: это был хорек на поводке. Я опускаю голову, прячу руки в цветастое платье и думаю лишь о том, что скажу тете, когда подниму глаза и увижу ее перед собой. А может быть, она заговорит сама.

Я делаю глубокий вдох, набираюсь смелости и оглядываюсь по сторонам, но перед нашим столиком нет никого. Тетя в кафе не заходила.

– Вик… – Я трясу его за руку. – Я видела хорька.

Он медленно поднимает голову, все еще погруженный в чтение.

– Что, прости?

– Жди меня здесь, – поднявшись, говорю я ему.

Я спешу по улице Легравренд в южном направлении, заглядываю в магазины и в каждую открытую дверь, озираюсь на перекрестках – хорька нигде не видно. На мгновение останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, затем поворачиваю назад и иду по тротуару в противоположную сторону, но так и не встречаю ни пожилых женщин, ни похожих на выдру животных.

Вернувшись в кафе, я вижу там только наши книги и кофейные чашки, а также мою сумку, одиноко висящую на спинке стула. Я выглядываю в окно на проспект Домениль: Виктор, запыхавшись, бежит обратно.

– Я видел их там. – Он указывает направление. – Какой-то парень, и с ним хорек на поводке.

– Ты уверен?

Виктор убежден. Поводок был ярко-красный, как тот, что мы видели в Шато-Руж, а у парня были черные волосы, подстриженные под ежик. Но почему вместо тети сюда пришел какой-то парень?

– Хорошо еще, что тем временем не украли мою сумку, – замечаю я, когда мы снова садимся за столик. – Ты мог бы взять ее с собой на всякий случай.

Он с ухмылкой закатывает глаза.

– Разве ты не мечтала жить налегке?