Коби Брайант. Философия игры и жизни легендарной Черной Мамбы

Для финальной игры болельщики запаслись язвительной реакцией на Брайанта, посылая в его адрес хор улюлюканий, сопровождая таким образом каждое его движение. О’Нил проложил себе путь к 29 очкам и 13 подборам, когда «Лейкерс» закрыли серию в пятой игре со счетом 108:96. Брайант ответил на улюлюкания 26 очками, 12 подборами и 6 передачами, а затем взорвался во время финальной сирены, прыгая и баюкая мяч в одной руке, а другую поднимая высоко в воздух в знак доминирования. Это был его ответ всем унижающим его в его же родном городе.

Но чиновники НБА, управляющие этим событием были обеспокоены триумфом «Лейкерс» на площадке перед разъяренными фанатами «Филадельфии» и быстро затолкали команду в тесную, затхлую раздевалку, где праздничное настроение Брайанта мгновенно испарилось. Он ушел в ближайший туалет для инвалидов, пока его товарищи по команде шумно праздновали победу.

«Они все собрались в единую большую толпу, обхватили друг друга руками и прыгали вверх-вниз, – вспоминал Говард Бек, – а потом все начали разливать шампанское. На Шаке была чемпионская кепка, голова откинута назад, глаза закрыты, шампанское брызгало ему в лицо, и таким был весь коллектив».

«Коби сидел один, – вспоминал Бек. – Я был первым, кто подошел к нему. А он как будто просто сидел и молчал, глядя в пол».

Миг, на котором он зацикливался в течение нескольких дней, наступил и пршел, его охватили эмоции от всех событий сразу: печаль по деду, радость по поводу его женитьбы, смешанные чувства по поводу его семьи, счастье от того, как играла команда, его вызов против всех тех людей в родном городе, которые были против него с самого начала.

Бек заметил, что почти все остальные СМИ окружили празднующую группу вместе с командой, а Брайант сидел там один-одинешенек.

«Я подошел к нему с некоторой опаской, думая: “Как бы не прервать здесь какой-то важный рефлексивный личный момент”, – вспоминал журналист. – Вот я и хотел поговорить с ним, поздравить его. Я хотел знать, что у него на уме. Мне были нужны несколько его мыслей для моей статьи. Я старался не мешать. Я стоял рядом с ним, справа от него, с блокнотом в руках, и ждал лишь мгновения, когда он поднимет глаза, узнает меня и скажет, что можно и поговорить».

«Я слишком устал, чтобы делать какие-то выводы, – позже, вспоминая, скажет Брайант. – Много всего произошло, приятель. Это был длинный сезон. Я был совершенно опустошен. Я был истощен эмоционально, физически, морально».

Именно тогда товарищи Брайанта по команде попытались вывести его из почти кататонического состояния. «Некоторые игроки начали подходить, брызгая шампанским», – вспоминал Бек.

Фотограф НБА принес трофей и вложил его в руки Брайанта, чтобы сделать снимок. Поначалу Брайант, казалось, ничего не заметил. Его грудь и плечи дрожали. Он освобождал себя от концентрации и сосредоточенности, которые позволяли ему продолжать играть, несмотря на личную травму. «О боже, – сказал он себе, начиная приходить в себя. – Я больше не должен этого делать».

Позже, когда его дядя Пухляш Кокс и тетя поздоровались с ним в раздевалке, вместе с его тихими рыданиями пришло и полное освобождение.

«Боль от сезона никуда не делась, – вспоминая, говорил он месяцами позже. – Тебя учили оставаться в настоящем и не думать об этом. Ты всегда переходишь от одного момента к другому, к тому моменту, когда ты не можешь наслаждаться успехами, которые у тебя уже были. И ты можешь не думать о той боли, через которую прошел раньше».

В течение нескольких дней после возвращения Брайанта в Лос-Анджелес прием, оказанный ему в родном городе, не выходил у него из головы, и через неделю он позвонил журналисту из «Филадельфия Дэйли Ньюс», чтобы загладить свою вину и объясниться. Он не хотел возбуждать еще больше гнева и негодования. Он сказал, что считает все освистывание болельщиков комплиментом от Филадельфии, потому что таков уж этот город.

«Ты можешь сказать поклонникам “Сиксерс”, что они могут освистывать меня, сколько хотят, – сказал Брайант «Дэйли Ньюс». – Знаешь, все дело в том, что я ничего не могу поделать с тем, что люди думают обо мне. Я не пытаюсь это изменить. Они могут говорить обо мне все, что хотят. Но дело в том, что я родом из Филадельфии. Там я оттачивал свои баскетбольные навыки. Вы можете принять это, как захотите. Если вы все еще думаете обо мне как о продажном человеке, то думайте обо мне, что я продался. Но я всегда буду отдавать должное тому, где я оттачивал свои победные приемы, и это было именно в Филадельфии».

Он сказал, что даже столкнулся с Сонни Хиллом на арене, и они вспомнили о старых днях, и он пообещал Лиге Хилла пожертвование в размере $8 тыс., вдохновленное его собственной майкой под номером 8.