Кочевая кровь

Костя Лиходеевский без лишних разговоров схватил парнишку за шиворот и отбросил прочь от входа. Раздался хруст защелкиваемых на запястьях наручников. Парень, предупреждая родственников об опасности, что-то закричал на незнакомом языке. Я откинул полог палатки и первым вошел внутрь.

«Так вот как живут самые зажиточные из маагутов! – подумал я. – Стоит один раз одним глазком взглянуть на внутреннее убранство жилища барона, и тяга к кочевой романтике пропадет на веки вечные».

Изнутри палатка барона была разбита на несколько зон. Первая – открытый очаг посреди жилища. Слева и справа от него – кучи тряпья, в которых спали младшие дети. У торца палатки, напротив входа, на тюках и тюфяках сидела мрачная осунувшаяся женщина, судя по всему, жена барона. Справа от нее на куче тряпья, скрестив ноги по-турецки, восседала старушка Зульмат с сумкой-кошельком на шее, слева, на тюфяках, сидели Айгюль и парень лет шестнадцати, старший сын барона. Никакой мебели в палатке не было. Пол – земляной, воздух – спертый, затхлый.

– Айгюль, – сказал я, – вставай, пойдешь с нами.

– Она никуда не пойдет, – грубо ответил старший сын.

– Заткнись, сопляк! – осадил его Горбунов. – Айгюль, если ты не хочешь, чтобы я тебя за волосы вытащил, собирайся и выходи на улицу.

– Я никуда не пойду! – решительно заявила девушка.

Иван сделал шаг вперед. Старший сын барона вскочил на ноги, быстрым движением выхватил из-за голенища сапога нож и бросился вперед. Ваня Горбунов встретил его молодецким апперкотом в челюсть. Паренек оторвался от земли и улетел в центр баронского ложа, под ноги к матери.

– Еще раз повторить или не надо? – спросил я. – Зульмат, ты тоже собирайся.

Старуха поднялась со своего насеста, молча вышла наружу. Айгюль осталась на месте.

«Вот чем маагуты отличаются от цыган, – подумал я. – Никто не буйствует, не вопит, не хватает нас за ноги. Даже жена барона безмолвствует. У Оглы бы сейчас творилось светопреставление, а эти спокойны, как аксакалы в фильме «Белое солнце пустыни». И еще. Сын барона, его мать и старуха полностью одеты и обуты. Ждали нас. Готовились к встрече. А коли так, то бросок с ножом – это чистой воды понты, показуха».

– Костя, – повернулся я к Лиходеевскому, – мы забираем с собой девчонку, ее брата и жену барона. Действуйте, а я пошел к начальству.

Не успели мы двинуться с места, как Айгюль завизжала во весь голос, забилась в истерике. Я не стал досматривать до конца ее сольное представление и вышел на улицу.

У палатки Альберт Львович осматривал старуху, светил фонариком ей в глаза.

– В этом кошеле на шее у нее был огненный порошок, – сказал я.

Старуха скривилась и плюнула мне в лицо, но не попала.

– Карабут, Зульмат! – подмигнул я матери барона. – Карабут!

– Твое песье сердце сожрут демоны в аду! – оскалилась старуха.

– Я сам сожру твоих демонов, Зульмат!

– Не мешай! – отстранил меня от старухи Альберт Львович.

– Мне надо было возле поезда тебя сжечь, но я пожалела твою никчемную душу! – выкрикнула мать барона. – Зря я только попугала вас, псов облезлых. Если мы встретимся еще раз, я испепелю тебя!

– Зульмат, – я обратился к старухе жестко, как к своему еще не поверженному врагу, – я арестую твоих внуков, я засажу в тюрьму на веки вечные Айгюль. Ты у меня одна назад в Казахстан вернешься, остальные зиму в Сибири встретят.

– Будь ты проклят, чудовище! – завопила старуха.

– Нет, так дело не пойдет, – запротестовал полковник Советской армии. – Пошли, Зульмат, отойдем в сторонку.

Из палатки раздался истошный девичий визг. Старуха рванулась помочь внучке, но страховавшие Альберта Львовича милиционеры заломили ей руки за спину, защелкнули наручники.

– Что там такое? – подскочил к нам Комаров.

– Театр одного актера, – ответил я. – Часть первая: «Арест невинного дитяти».

Лиходеевский за шиворот выволок Айгюль из палатки, отпустил ее и влепил такую затрещину, что девчонка упала перед ним на колени.

– Я тебе, мразь, что пообещал? – закричал Лиходеевский. – Я тебя сейчас до смерти забью!

– Костя, что случилось? – подскочил к нему Васильев.

– Руку прокусила, сволочь, – Лиходеевский показал окровавленное запястье. – Не дай бог, она заразная! У нее изо рта, как у змеи, слюни капают!

– На краю табора стоит «Скорая помощь», – сказал Комаров. – Беги к ним, пускай тебе сыворотку вколют.

Альберт Львович, не обращая ни на кого внимания, подошел к Айгюль, помог ей встать на ноги и, взяв за подбородок, посмотрел девушке в глаза. Под его пристальным взглядом только что бесчинствовавшая дочь барона съежилась, обмякла, стала безвольной.

– Очень интересный экземпляр! – пробормотал полковник. – Энергия второй линии. Стадия упадка. Хороший стимулятор природного действия.

– Альберт Львович, на нее надо наручники надеть, – предупредил Васильев.

– Как тебя зовут? Айгюль? – ласково спросил Альберт Львович. – Девочка моя, что это у тебя зрачки такие расширенные? Бабушка дала понюхать порошок из грибов? Ай, какая у нас бабушка-затейница! У самой энергии не хватает, так она решила тебя на нас натравить?