Кочевник

Кормчий самоходной колесной лохани вел ее по самому краю степи, постепенно переходившей в пустыню Мойынкум, что уже говорило о реальности происходящего. Будь это бредом, парус двигался бы напрямик через пески. Дальше на север барханы начинали расти ввысь, порой достигая высоты около семидесяти метров, что судоходству подобных транспортных средств явно не способствовало – в таком песчаном лабиринте передвигаться возможно только верхом, пешком или на автотранспорте. То ли на борту заметили человека, то ли смена курса была запланирована изначально, но судно стало удаляться, отклоняясь к югу. Ну и слава Всевышнему, что отвел в сторону очередную неизвестность.

Шал уселся на песок. Усталость, умноженная во стократ благодаря колодке на шее, валила с ног. На горизонте виднелись заснеженные вершины гор, а значит, где-то там есть люди. Непонятно, сколько еще топать, поэтому необходимо отдохнуть. Насколько Шал знал карту области, это мог быть и Киргизский Алатау, если он правильно выбрал направление, удаляясь с места экзекуции. Ежели ошибся, значит, Тянь-Шань, но тогда движется он в сторону Лугового, к своим истязателям. Заблудиться в пустыне легко, как и в лесу, если нет компаса.

Не обращая внимания на человека, в нескольких метрах мимо проскакал тушканчик, и Шалу ничего не оставалось, как тоскливо проводить его взглядом. Охотиться нечем. Если только доской от колодки забить его до смерти, только ее снять надо сначала, а потом догнать проворное животное. Но с этими обоими пунктами выходила незадача. И потом, даже если все и получилось бы, огонь развести нечем, не сырым же жрать этого тушкана. Шал по привычке хлопнул себя по карману и с удивлением понял, что там что-то есть. Оказалось, зажигалка.

– Вот балбес! Чего ж раньше не проверил?

Впрочем, кто знал, что, обыскав его несколько раз, люди Иргаша оставили что-то в карманах. А ведь найди он ее раньше, не пришлось бы волочить несколько километров деревянный предмет на шее. Веревки, скрепляющие доски между собой, можно пережечь. Правда, не сразу, а когда просохнут, да и ветер задул бы хлипкий огонек. И сейчас не получится, надо ждать, пока стемнеет, – ночью ветра почти нет.

Южная сторона бархана оказалась покрыта кое-какой растительностью, и Шал сполз по склону вниз. Колышимый ветром жузгун[30] жестковат, а вот листья астрагала достаточно мягкие и мясистые, и почерпнуть из них какую-то влагу вполне возможно. Шал сунул в рот пару листьев и стал медленно пережевывать горькое травянистое растение. Если не путал, в народной медицине такое применялось в виде настоя от усталости и головной боли.

При отсутствии возможности и времени на изготовление подобного лекарства и так сойдет, может, и правда поможет с усталостью. Пока жевал, не заметил, как задремал.

Чужое присутствие выдало дыхание. Он приоткрыл один глаз и первое, что увидел в наступающих сумерках, это ствол пистолета, направленный в лицо.

– Ну а тебе что я плохого сделал? Сгинь, я тебя не знаю!

Сидящий на коленях человек в конусообразной шляпе исчезать и не думал.

– Сто? Ни панимаю я. Кто ты? – Произнесено все было по-русски, но с легким акцентом. Голос оказался приятный, женский.

Шал с трудом приподнялся. Девушка лет двадцати или около того, азиатской внешности, но разрез глаз немного отличается от казахского. Сильно потертые джинсы, рубашка навыпуск с широкими рукавами и шляпа, почему-то сильно похожа на китайскую.

– А ты сама кто? – спросил уже по-русски, раз не понимает казахский.

– Я Фанька. – Девушка чуть склонила голову и протянула флягу. – Вода.

Шал хмыкнул, у земляков таких имен нет. Взял флягу и попытался напиться, но колодка мешала. Девушка, не убирая оружия, взяла сосуд, поднесла горлышко к его губам и держала, пока не напился.

– Спасибо, Фанька! – Он кивнул. – Это кто же тебя так назвал, словно корову? Нормальное есть имя? Как тебя зовут?

– Фань Вэйци.

Точно, китаянка. Откуда взялась? Впрочем, неудивительно. До войны в Казахстане их было достаточно, чтобы средства массовой информации периодически поднимали вой о китайской экспансии. Только в Алматы официально насчитывалось около ста тысяч мигрантов, не говоря уже о других регионах республики, а сколько было нелегальных, даже миграционная полиция не знала. Девчонка молодая, значит, родилась или тут, или в Китае, но приехала сюда с родителями, специалистами какой-нибудь отрасли, на тот момент приоритетной в Казахстане.

– Послушай, Фань, ты меня убивать будешь?

– Убивать? Пачиму убивать?

– Вот и я думаю, зачем тебе это… Может, уберешь тогда оружие и поможешь снять эту хрень?

– Памагу, – часто закивала девушка и легко вскочила с колен, – я памагу эта снять, твая мать!

Она задрала рубашку, убрав пистолет в кобуру на поясе, достала нож из-за спины и стала резать веревку.

– Сто эта?

– Это поводок такой, чтобы человек никуда не убежал.

– Какая-та сука паставила тебе, да?

– Ага, есть на свете уроды. А ты, я смотрю, русский язык постигала в институте дружбы народов. Кто тебя учил по-русски говорить?

– Лусски люди.