Кочевница

  В комнату в тот же момент ворвался огромный и такой неуместный в подземном домике с низкими потолками человек. Он был так хорош собой, что Мария задохнулась, как если бы увидела ангела во плоти. Он обнимал и целовал её словно во сне. А ведь она давно утвердилась в мысли, что ощутить влажное тепло его губ больше не сможет никогда, и теперь боялась пошевелиться, спугнуть зыбкое сновидение.

  Но пелена спадала с глаз, являя любимый образ и тех, чья память сохранила Кочевнице жизнь. Здесь были все, и Мэри не только слышала их голоса, она слышала стук их сердец. Она знала, что в комнате нет ни одного существа, что было бы не радо её пробуждению. Даже Лизи, стоя немного в стороне, сияла и, хоть её никто не слушал, не переставала несмело говорить:

  ― Разойдитесь, ей нужно пространство!.. Отойдите от окна! Нэнси, вы её раздавите! Не трясите её, говорю вам! Она ещё очень слабая. Разойдитесь...

  ― Действительно - хватит, господа чародеи! - Это громогласно решила всех урезонить хозяйка дома. Только почему-то обращалась она к чародеям, а ведь в комнате были и Сэм, и Роланд с Оливией, и надрывно заявлял о себе младенец в белоснежном чепчике. - И ты - Оливия, уйми, наконец, Альфреда! Всё! Пойдёмте отсюда! А вы, сэр Орландо, живо э-э-э... запечатывайте комнату! Как вы там умеете это делать?

  Голос Нэнси услышали все. Сначала Оливия унесла орущего Альфреда, за нею виновато удалился Роланд. Нэнси подтолкнула к выходу Эдуарда, и он увёл заливающуюся слезами Елену. Потом Нэнси выкатила кресло Сэма, который так сильно вырос, что у Марии защемило сердце. Ведь человек как нельзя лучше осознаёт неудержимый ход времени, когда видит взросление детей. На руках у Сэмюеля сидела очаровательная девочка. Мэри показалось, что она уже видела этого ребёнка. Когда? Может в прошлой жизни? А может во сне? Сейчас так всё переплелось в едва пробудившемся сознании, что напрягать его не имело никакого смысла.

  В комнате остались Мария, Орландо и... Лизи. Она подошла к пастели и виновато улыбнулась:

  ― Привет.

  ― Лизи... - Это было второе слово, что сказала Мария. Судя по тому, что происходило в эти минуты, тот случай, та сцена на берегу, свидетельницей которой нечаянно стала Мэри, была недоразумением. Мария подумает об этом, но только потом...

  Элизабет взяла Мэри за руку и легонько сжала. Обе ладошки - такие холодные - дрогнули.

  ― Ты как, Мэри?

  ― Не знаю... А ты?

  ― Хорошо.

  ― Ты не сердишься на меня, Лизи?

  Элизабет старалась не видеть Орландо.

  ― Ну что ты? За что?

  ― Я виновата...

  ― Да нет... Всё равно ничего бы не получилось. - А потом лукаво добавила:

  ― Проехали.

  Мария улыбнулась:

  ― Я знаю - всё будет... Всё получится.

  ― Что?

  Мэри провела ладонью по животу.

  ― Всё, о чём ты мечтаешь.

  ― Это невозможно. Никогда. - Элизабет с уверенностью произнесла это 'никогда' и смело взглянула на Орландо, наконец-то. Он был, казалось, растерян. Но, вернее всего, это просто казалось.

  ― Лизи, 'всегда' и 'никогда' невозможно гарантировать. Это все знают...

  ― Давно ли это узнала ты, Мэри?

  ― Элизабет, хватит. Дай ей отдохнуть. Потом поговорите. - Орландо взял Лизи за плечи и легонько подтолкнул к выходу...

  ― Я так соскучился...

  ― Не оставляй нас больше без присмотра, Орландо.

  ― Не оставлю. - Он лёг рядом с Мэри.

  Было так тесно, что даже воздух теперь не разделял их тела.

  

  

  Френсис и его переменчивое настроение

  

  

  Тот незабываемый день, когда Мария воссоединилась с самыми дорогими для неё людьми на земле, был важным и в жизни ещё одного человека, неутомимо идущего к своему счастью. Только понятие счастья у него было иное, и ощущал он его иначе. Обидно, должно быть, для работников налоговой службы, что все самые мерзкие персонажи в истории, литературе и на сцене оказываются сборщиками налогов. Не всякому дано пройти испытание звонкой монетой. Некоторые, единожды вкусив могущество, дарованное обладанием ею, теряют покой. Всякая святость меркнет перед 'святостью' безмолвного и властного металла.

  Изнурённый бессонными ночами и страхом, слабый человек, всегда мечтающий о силе, но всё более низвергаемый в омут бессилия, всё своё время посвящал теперь выполнению домашнего задания, данного строгим и неумолимым учителем. И ничто не могло освободить слабого человека от ответа, ответ держать всё же придётся. В этот счастливый для многих день Френсису не пришлось осуществлять свои зловещие и одновременно трусливые планы. Всё разрешилось само собой.

  Мадам Элеонора - единственный человек в мире для него, настолько любящий и преданный, что была готова оправдать любую слабость своего сына. Но в этой слабости, из-за которой он пал так низко, превратился в хозяйского лизоблюда, Френсис не мог признаться даже матери. Тем более, матери - непримиримой поборнице законов магического сообщества, свято верящей, что лишь благодаря справедливости этих законов и существует Страна Северных и Южных Народов. Хоть и грезилось мадам Элеоноре будущее во власти мудрых волшебников, принять власть тёмной магии она никогда бы не согласилась.