Кочубей

— Перекинешь! Черт! — вспылил Кочубей. — Видишь, други-товарищи больны да поранены.

Подводчик, привстав, подстегнул лошадей. Наталья оставила Роя и догнала повозку. Девушка казалась толстой и неуклюжей в шубе, валенках и шали. Она торопливо подбежала к дрогам и на ходу, нагнувшись, что-то говорила Насте.

— Милосердная сестра, давай до строя, — позвал Кочубей.

Рядом с Ахметом топтался заводной комбриговский Ураган, подведенный для Натальи. У Урагана обтянуло мослы, шерсть погустела к зиме и взъерошилась.

Наталья махнула рукой, и ветер донес ее звонкий окрик:

— Да поезжайте вы! Догоню!

Кочубей и Володька поехали шагом. Партизанский сын вначале согнулся, уткнув замерзающий нос в башлык, потом оглянулся. Позади угадал в молочных силуэтах Роя и Левшакова, очевидно поджидавших Наталью. По тракту стучала артиллерия. Гарцевал Кротов на кобылице с коротко подстриженной челкой. Кротов весело покрикивал и перешучивался с ездовыми. Лошади в орудийных выносах и зарядных ящиках были сытые. Начальник артиллерии перед отступлением добыл коней в богатых Рощинских хуторах.

— Пушки все вытянул? — спросил Кочубей, поравнявшись с Кротовым.

— Чуть-чуть, да не все, — бойко ответил Кротов, — одна осталась в заслоне. Еще подпустим кадету шлею под хвост, товарищ Кочубей, будьте уверены!

— Добре, Крот, добре, — похвалил комбриг, Кочубей кутался.

Тихо приказал Володьке:

— Володька, смотайся в хвост, узнай, как там дело. Кликни до меня Батыша.

Оборачиваясь к Ахмету, добавил:

— Шо-сь все стыну и стыну. Как льду наглотался. А ну, поколоти ще меня в спину кулаками.

— Шо-сь скучный батько, — говорили в сотнях. — Может, занедужил. Может, тиф.

От хвоста колонны в голову скакал Батышев. Немного поотстал Володька. Бурка не по росту надувалась и мешала ему. Володька ухарски гикал, и радовались бойцы, глядя на неутомимого партизанского сына.

От острого взгляда Батышева ничто не ускользнуло. Видел он подморенных и прихрамывающих коней, раненых, не покинувших строя, слишком легко одетых людей, обмороженные и почерневшие лица. Обо всем надо доложить беспокойному командиру бригады. Знал Батышев: ломает сыпняк Кочубея, и вторые сутки сгорает в седле комбриг от страшного жара и озноба. Доложить ли о семнадцати убитых в сотне Пелипенко? Не утаишь такой беды. Везут, перекинув в седлах, ломкие трупы сраженных. Не миновать хоронить их наспех в Куршаве.

— Гляди, у Батышева новая шашка! — удивлялся боец — хумаринский шахтер с невеселым выражением глаз.

— То шашка Михайлова, клинок Шемахинского хана, — поправил соседа по стремени седой Редкодуб.

— Передал батько шашку Михайлова Батышеву, и вырезали в Пятигорском ювелиры на клинке Кочубеево слово, — добавил третий, повернувшись к ним.

Ветер мел от Куршавы снег. Дома еле угадывались. Громоздился молочный силуэт колокольни.

— Какое слово вырезали в Пятигорском городе? — любопытствовал шахтер.

— «Без нужды не вынимай, без славы не вкладывай», — отвечал гордо Редкодуб.

— Знал батько, кому такое сказать. Не будет ошибки. Остался Батышев и за комиссара и за Михайлова.

Батышева давно не видно. Бригада втягивалась в Куршаву для короткого привала. Доносились привычные звуки артиллерийской стрельбы.

* * *

В Куршаве Батышев собрал коммунистов. В прохладной горнице обширного дома, на ходу, не раздеваясь и не присаживаясь, приняла партийная часть арьергарда тяжелое решение: оставить беженские обозы, семьи в Куршаве. Тысячи подвод стесняли маневренность и гибкость. Бойцы зачастую отрывались в обоз. Добывали фураж для скотины. Беспокоились за скарб. Обозы беженцев сковывали бригаду.

— Приказ Реввоенсовета задержать противника должен быть выполнен, — сказал Батышев. — Разойдитесь по взводам и сотням и донесите решение наше до бойцов. Пустить на распыл армию или семьи?.. Знаю, будут шуметь хлопцы. Пример покажите.

Батышев нахмурился:

— Мои, жена и прочие, тоже дальше Куршавы — ни шагу. Кочубей всю семью на кадетов доверил. Чучупиных, слухи были, уже порют в Ивановском селе. Поняли?

Молча расходились коммунисты. Много говорить — время терять. Отвязал коня от забора Свирид Гробовой и пропал в серой улочке. Играли горнисты поход, торопился Свирид к своей сотне. Близко грохотали орудия; казалось, в стальное кольцо заковывалось горло арьергардной бригады.

— Передать по колонне: семьи оставить в Куршаве.

— Семьи оставить в Куршаве.

Перекатывался по выступившей колонне приказ командира части. Кое у кого колотилось сердце, вспоминались давно оставленные семьи, очень далеко от этой метельной Куршавы. Что с ними? Перекидывалось по колонне слово, возвращенное из обозов:

— Передать в голову: в обозе семья комиссара.

— В обозе семья Кандыбина, передать в голову колонны.

У Роя дернулся левый ус и насупились густые седые от инея брови. Он медлил, окинул взглядом непроглядное небо, угадывая обильный лишениями путь, и, сгибаясь, сказал Кочубею:

— Комбриг, речь идет о семье комиссара. В обозе его мать, сестра, брат… Батышев сказал, всех оставить…

— Батько комиссара с ними? — искал выхода комбриг. — Может, старик вытянет семью в мужичьи села и там перебудет, пока мы вернемся?