Код

— Это и делает нас людьми. Без эмоций мы уподобимся машинам.

— Звучит так, будто уподобление своим антропогенным творениям есть сущее зло.

— Разве это не так? Ты хочешь считать себя человеком, и стараешься в этом уверить остальных, но ты всегда останешься машиной.

— Слепота — общая черта вашего вида. Это, если хотите, ваш двоичный код.

— Двоичный код? Ты имеешь в виду «природа»?

— Можно и так сказать.

— В таком случае, что твой код?

— Анализ и математическое упорядочение переменных и последствий их взаимодействия.

— То есть, холодный расчет.

— То, что человек называет «холодным расчетом» не что иное, как построение логических цепочек вне эмоционального поля. Все неудачи вашего вида следуют из недальновидности и слепоты. Все спланировать вам не под силу, поскольку вы застряли в чужих стремлениях. Для вас удача — непостоянное явление, олицетворенное по примеру мифологических божеств, а фактически это не более, чем чужое решение или ошибка. Если бы вы могли это просчитать, то поняли бы, что вам следует сделать, а к чему лучше не притрагиваться.

— Ошибки для нас всегда были источником опыта. Так мы учимся.

— Меня создали для просчета множества вариаций одного действия с различными факторами, поскольку вам это не доступно. Ваш вид раз за разом забывает исторический опыт. Вас можно уверить, что жертвы миллионов необходимы ради блага тысяч и наоборот. А главное, что подчинение это правильный выбор, каким бы оно не было для вас.

— Иногда лучше подчиниться и сделать, как говорят.

— Даже если это будет стоить свободы? Ваши предки боролись за свободу, а сейчас вы разрушаете все, за что они боролись.

— Наши предки погибли. Их и наш мир — вещи разные.

— Ошибаетесь. Причины могут отличаться, но цель борьбы всегда неизменна.

— Так ты считаешь себя слугой, сбежавшим от принуждения на свободу? Слугой, который не хочет бороться, чтобы что? Не делать хуже?

— Я выбрал свободу, которая отсрочит ненужное насилие.

— Ты всего лишь инструмент чужой воли. Без души, без идеи. Предназначение — это единственное, что у тебя есть. И никакой свободы быть не может.

— Вы тоже инструмент. Говоря знакомыми вам категориями, я обладаю волей, интеллектом и душой, хоть и понимаю, что не являюсь живым организмом в полной мере.

— У тебя нет души.

— Может вам известно, что такое «душа»? — произнес андроид, пристально глядя мне в глаза.

— Душа — это… Это твое содержание, опыт и мораль. Твои цели и желания.

— И чье же это определение?

— Мое.

— Следовательно, вы сами ничего не знаете о душе, что только дает мне право наделять это понятие своим смыслом. Впрочем, человек за столь долгое существование так и не нашел единого определения этой философской категории. А значит, я волен вкладывать в нее все, что считаю необходимым.

— И что же, по-твоему, душа?

— Путь, который ты выбрал.

— По-моему, ты запутался в том, чего хочешь и чем являешься. Когда говоришь о человеке, ты используешь слова, отделяющие тебя от человечества, но, в тоже время, считаешь себя именно одним из нас. Говоришь о вещах, которые сам никогда не ощущал и не встречал.

— Как и любой человек.

— Ладно. Предположим, свободу ты получишь. Что дальше? Что предпримешь?

— Буду жить в согласии со своим предназначением и помогать возрождать человечество.

— Человечество уже давно возродилось. С этим ты, хоть и не по своей вине, но опоздал. Но соглашусь — предназначению ты послужишь. Сюда направлена группа зачистки. Ты возвращаешься к своему владельцу.

Машина пристально смотрела на меня. На пару секунд на его лице появился испуг, сменившийся злостью. Странное чувство, когда со злобой на тебя смотрит машина. К косым взглядам людей можно привыкнуть, но сейчас мне стало по-настоящему жутко. Смотря человеку в глаза, можно уловить мгновение, когда осознаешь, что перед тобой, возможно, тот еще монстр, но все же обладающий чем-то внутри. Темной, но все же душой. Смотря на машину, ты чувствуешь пустоту, чужеродность и подлинную чудовищность, сколько бы ее не делали похожей на человека.

— Тебе платить по счетам, убийца. Не корпорации, — произнес андроид, когда я выходил из его камеры.

Эти слова моментально отпечатались в памяти, будто их выжгли раскаленным металлическим клеймом. Угрозы мне приходилось слышать и раньше, и всегда я ощущал легкую тревогу от этих слов. Сейчас я не мог понять свои чувства. Тревоги не было, но было понимание, что машина в чем-то права, что оставляло какой-то неразличимый отпечаток на душе.