Код бикини (СИ)

- Я ничего не обещаю, но попробую тебе помочь. В Москве я пробуду еще две недели - до конца выставки. Вот тебе мой телефон, - Надя протянула карточку. - Позвони мне денька через три, может, что-то удастся сделать. Понравились мне твои эскизы...

Я выдержала целых пять дней. Не хотелось расставаться с иллюзией, будто в моей жизни что-то может измениться.

- Ты куда пропала, подруга? - услышала я в трубке Надин мягкий выговор.

Подруга! Услышать такое из уст Нади Леже - художницы, вдовы великого Фернана Леже, сестры Владислава Ходасевича! Под гулкие удары сердца я выслушала ошеломляющее предложение: поработать переводчицей на Лейпцигской ярмарке.

- Конечно, это не совсем то, что тебе нужно, - округлый Надин голос звучал словно сквозь вату, - но на ярмарке в разделе искусств собирается много художников. Среди них найдутся и татушники. Я тоже буду там - познакомлю тебя кое с кем.

- Спасибо, Надя, - только и смогла я выдавить из себя.

- Это не мне, это Екатерине Алексеевне, - коротко рассмеялась Леже. - Позвонишь ее референту, получишь все инструкции. Записывай номер...

- Наконец-то! - воскликнула Груня, выслушав мой рассказ. - Я чувствовала, что все это не навечно. Усатый помер, наваждение кончилось. Да здравствует оттепель!

Груня закружила меня по комнате.

- И вся жизнь впереди! - визжала она. - Эх, заживем, когда ты до наших сокровищ доберешься!

- Погоди, - я остановила Груню и прикрыла ей рот. - До каких еще сокровищ?

От Варнемюнде нас отделяли восемь невероятных, немыслимых лет, и все произошедшее там вспоминалось, как давний, зыбкий сон. Лагерь научил меня ценить уже то, что я осталась в живых, хоть и с грыжей на копчике от вертухайского сапога, не говоря уже о поврежденном седалищном нерве. Я не помышляла ни о каких сокровищах.

- Симка, да открой же ты глаза! - горячо зашептала Груня. - Жизнь меняется, теперь возможно все. Первым делом ты доберешься до Варнемюнде, а там...

- Ты географию в школе проходила? - спросила я. - Фронтовые карты хотя бы в 'Красной звезде' видела? От Лейпцига до Варнемюнде километров четыреста.

- Симуля, да какая разница, сколько километров! - Груня воздела руки к потолку. - Как же ты не поймешь, что проблема только в том, чтобы прорваться через границу, выбраться из нашей гребаной совдепии! А там вся жизнь течет по человеческим законам, там все-все по-другому будет!

Мне это казалось нереальным.

Глава VII. Красный Дунай.

- На следующий день я отправилась в московский горком

партии, где Фурцева тогда была первым секретарем. В канцелярии мне выдали запечатанный пакет и велели явиться во Внешторг. Уже через час я заполняла анкету в приемной управделами. Мне предстояло работать в группе переводчиков, обслуживающих гостей Лейпцигской ярмарки. Громоздкое оборудование для советского павильона собирались доставить морем - через порт Росток и дальше до Лейпцига по железной дороге.

Груня торжествовала, по ее выражению, 'победу божьего промысла над поганым здравым смыслом'.

- Я же говорила! - ликовала она. - Варнемюнде - пригород Ростока! А оттуда в Лейпциг дорога через Берлин идет - я по карте проверяла. Так что заберешь и золотишко, и камни, и деньжищи буржуйские.

- Заткнись сейчас же.

- Не боись, Симуля! Не зря, ох не зря мы клад тот нашли. Боженька нас испытывал все эти годы, а теперь смилостивился, понял, что мы крепкие и все заслужили.

Я до последнего не верила, что меня выпустят за границу. Однако проверка моей анкеты прошла гладко, и я лишний раз убедилась в том, что судимость моя снята окончательно. Если и оставался в личном деле какой-то след, то, вероятно, указания Фурцевой было достаточно, чтобы проверяющий чиновник не принял его во внимание. Через две недели после собеседования во Внешторге я получила в ОВИРе загранпаспорт. Вместе с Груней мы долго разглядывали этот волшебный документ - пропуск за железный занавес.

- Теперь ты точно едешь, - удовлетворенно сказала Груня. - На, держи мою половину кода, - она протянула сложенный пополам листок. - Или так запомнишь?

- Погоди.

На меня вдруг с новой силой нахлынул какой-то суеверный страх. Я и так ехала за тем, что мне не принадлежит, а обладание Груниным кодом ощущалось как дополнительный моральный груз. Я не боялась не выдержать искушения, просто весь мой лагерный опыт восставал против лишнего знания. На моей памяти владение чужой тайной не раз оборачивалось крупными неприятностями для ее носителя.

- Погоди, Грунь, - повторила я, отстраняя руку с листком. - Я не хочу знать твой код, пока не доберусь до банка.

- Как же я тебе его потом сообщу? - саркастически усмехнулась Груня. - Телеграмму в банк отобью?

- Нет. Лучше подпори манжету на моем сером жакете и вышей код изнутри. Левую манжету.

- Хосподи, да кому нужна эта конспирация! - возмутилась Груня, но встретившись со мной взглядом, примолкла и потянулась к висевшему на спинке стула жакету.