Код бикини (СИ)

В середине октября оборудование для ярмарки грузили в Ленинградском порту на пароход 'Адмирал Нахимов', который мы с Груней видели в сорок восьмом году в порту Ростока только что поднятым со дна. Всю войну он отработал как немецкое госпитальное судно, а в сорок пятом был потоплен советской торпедой. Побежденным фашистским корабелам была предоставлена возможность искупить свою историческую вину, и они десять лет восстанавливали пароход на верфях ГДР, после чего с благодарностью передали его победителям. Новые хозяева заменили позорную нацистскую кличку 'Берлин' на гордое имя 'Адмирал Нахимов'.

Мы шли по осенней штормовой Балтике. На открытой палубе сеялся мелкий дождик, задувал порывами холодный ветер, за бортом бугрилась свинцовая вода, но все равно это была оттепель. Вокруг стало меньше военной формы, мужчины стали одеваться в просторные костюмы, мягкие шляпы и долгополые плащи с широченными плечами. За одно лето пятьдесят шестого женщины враз приобрели манеру смеяться, широко открыв рот и запрокинув голову. За плечом не чудилась оловянная морда особиста, в каждом овощном фургоне больше не мерещился набитый врагами народа автозак. Это было как чудо - после стольких лет покорного лежания под мягким кавказским сапогом рябого монстра страна вдруг очнулась от наваждения, встала, отряхнулась и пошла дальше, как только что трахнутая кошка. После смерти Сталина прошло только три года, а его эпоха стремительно и, как тогда казалось, необратимо уходила в прошлое.

Доходили слухи о выступлениях рабочих в Познани, о студенческих волнениях в Будапеште, о демонстрации рабочих на заводах 'Шкода' в Пльзене. Все менялось и, казалось, двигалось в сторону всеобщего счастья. Жизнь становилась простой и волнующей, как вошедшие в моду силуэты от Кристиана Диора и Кристобаля Балансиаги. Тогда во всех этих мягких округлых плечах, подчеркнутой линии груди и талии, длинных пышных юбках воплотилась перемена общественного настроения. Прошлое казалось дурным сном, страшной сказкой. Тогда нам было еще невдомек, что если тирана не свергли при жизни, не прервали его всепожирающую власть, не повесили его самого на ближайшем фонаре, а, дрожа от страха, позволили ему дожить до естественной смерти и с почестями выставили на всеобщее обозрение в мавзолее, то радоваться подобному незаслуженному избавлению глупо и опасно, потому что обязательно найдется последователь, который не устоит перед соблазном еще раз проделать с покорной страной все то, что проделал с ней Сталин. Когда баба общедоступна, непеременно сыщутся желающие убедиться в этом еще и еще раз. Да и сама честная давалка уже не в состоянии никому отказать...

Но тогда, в пятьдесят шестом оттепель опьяняла. Мне было тридцать лет. Кинолента жизни закрутилась в обратную сторону - я ехала на Запад, вспоминая, как восемь лет назад Груня, я и Иванько сидели на полу в вонючем трюме, и у нас от качки выворачивало внутренности. Как мы пришли в Ленинград, и нам прямо на сходнях, не стесняясь свидетелей, не дав ступить на землю родины, заломили руки и рассадили в разные автозаки...

Я не думала о сокровищах, мне казалось фантастической удачей уже то, что я жива, молода, свободна и плыву на пароходе в командировку в Германию, пусть даже восточную. Даже вечно ноющий копчик словно задремал и перестал болеть.

Из-за моросящего дождя на верхней палубе никого не было. Я стояла у кормового трапа, крепко вцепившись в планшир, и глядела в бурлящую у борта серую маслянистую воду.

- Если долго вглядываться в бездну, то бездна начинает вглядываться в тебя, - услышала я за спиной внятный, с трудноуловимым акцентом, голос.

Я обернулась. За мной, улыбаясь, стоял очкастый здоровяк с вытянутым, слегка лошадиным лицом. Я заметила его еще за завтраком в кают-компании. В толпе толмачей, как в Вавилоне, говорили на всех языках одновременно, и никто толком не знал, кто из какой страны и в каком порту сел на корабль.

- Надеюсь, вы ограничитесь Ницше и не станете цитировать, скажем, Геббельса? - ответила я после напряженной паузы.

- Скажите пожалуйста! Откуда вы знаете Ницше? Вы ведь советская девушка. Наверное комсомолка?

- Вы мне льстите. Из комсомольского возраста я уже вышла. А вы, похоже, провокатор? И конечно партийный?

Незнакомец расхохотался, показав частокол желтоватых крепких зубов.

- Конечно партийный, член СЕПГ. Меня зовут Матиас Варнов, я журналист из ГДР. А вы переводчик Серафима Невельскáя, - он сделал ударение на последнем слоге. Очевидно, на утреннем брифинге он успел прочесть мое имя на приколотой на груди табличке.

- Невéльская, - поправила я. - А где вы так хорошо выучили русский?

- Мой дедушка был словаком. Поэтому мне нетрудно было овладеть языком врага на курсах переводчиков вермахта.

- И повоевать с врагом довелось?

- Нет, на фронт меня не взяли из-за плохого зрения. Мне поручали только переводить документы в штабе. Я - типичная канцелярская крыса.

- Крысы иногда приносят больше вреда, чем волки.