- Нет, не надо, - быстро сказала я. - Но об этом пока рано. Когда отправляется эшелон? Сколько у нас будет времени? Где мы там остановимся?
- Маршрут выполняется раз в месяц. Ближайший - через десять дней. Но если вы, суки, хоть одной живой душе...
- Прекрати. Я же сказала, не будь идиотом. С этой минуты мы все повязаны. Если возьмут любого из нас, крышка всем остальным...
Мы остановились прямо под уличным фонарем. Дождь отвесно падал на зонт, отскакивая светящимися брызгами.
- И это самое важное, - продолжила я. - Никто из нас не должен верить друг другу - только так все может получиться. Нас должно связывать не доверие, а инстинкт самосохранения...
- Не гони порожняк, - поморщился Иванько. - Всем все понятно. Алеа яцта эст - жребий брошен. Короче, будьте готовы на следующей неделе в пятницу. Я заеду в полночь. Это не для конспирации - все важные эшелоны уходят по ночам. И еще раз, если вы...
- Иди, милок, иди, - прервала его Груня. - Если не передумаешь, ждем тебя в пятницу. А коли не явишься, будем считать, что этого разговора не было.
Иванько нахлобучил капюшон до самых усов и растворился в освещенной двумя рядами фонарей, заштрихованной дождем перспективе улицы Горького.
- Зачем ты меня в это втравила, - я с тоской глядела вслед зыбкой фигуре Иванько.
- Не боись, подруга, - Груня возбужденно прижaлась ко мне
грудью. - Я чувствую, что все у нас получится. Я же говорю, мне поперло. Нас ждет сказочная судьба...
- Не все сказки добрые. Что если нас ждет судьба из страшной сказки?
Груня ничего не слышала.
- Сегодня как раз Ильин день и дождь идет, - она выпростала руку и перекрестилась. - Это господь знак подает! - Груня вздрогнула и остановилась. - Сегодня ровно тринадцать лет с тех пор, как мы нашли клад! Подруга, пора действовать!
Я заглянула в зеленые, как крыжовник, глаза Груни.
- Ровно тринадцать? Что же хорошего в этом совпадении? Это нам знак отказаться от этой безумной затеи.
- Ерунда! Для меня это счастливое число.
- А куда ты денешь Грету?
- Это вообще проще простого. Ее, как дочь инвалида войны,
устроить в любой пионерлагерь - раз плюнуть. Я ее в Артек отправлю.
- А...
- Прекрати, Симуля! Все малые трудности преодолеем по ходу дела. Главное - решились. Никто ничего не узнает. Как говорила моя бабушка, все будет и шито, и крыто...
Глава IX. Свобода на баррикадах.
Теплой августовской ночью шестьдесят первого года из дальнего тупика, затерянного среди бесконечной рельсовой путаницы между Ярославским и Рижским вокзалами, выбрался короткий военный эшелон. Он почти сплошь состоял из платформ, плотно укутанных брезентом, явно предназначенным скрыть истинную форму перевозимого груза. Спецпоезд двигался на запад и, по-видимому, перевозил военную технику в одну из стран Варшавского договора. После венгерских событий пятьдесят шестого года для поддержания братской интернациональной дружбы требовалось все больше танков и стрелкового оружия.
В голове и в хвосте состава было прицеплено по пассажирскому вагону с наглухо закрытыми окнами. В заднем вагоне размещался взвод охраны. Отделения, сменяя друг друга, круглые сутки вели наблюдение через специальные затемненные стекла под потолком. Передний - штабной вагон был в распоряжении коменданта эшелона майора Иванько.
Двумя часами раньше, ровно в полночь, Иванько явился к нам на Тверскую. Его было не узнать - от неопрятного вида, угрожающего тона и скабрезностей не осталось и следа. Он был собран, подтянут, чисто выбрит.
Мы молча спустились во двор. У мусорных баков стояла крытая брезентом полуторка. В свете фар, прикрытых маскировочными козырьками, сеялся мелкий дождь. Груня перекрестилась, и мы по очереди забрались кузов.
- Сидите тихо, - бросил Иванько, затягивая ремешки на брезенте.
Грузовик со спецномерами пролетел в дождевом облаке по ночной Тверской, сделал несколько поворотов и запетлял в переулках. Темнота была полной. Судя по коротким задержкам и доносившимся снаружи отрывистым фразам, грузовик миновал несколько проходных. В кузов никто не заглядывал - очевидно, у Иванько был какой-то особый пропуск.
Наконец полуторка остановилась. За брезентовой стенкой произошел короткий невнятный разговор, послышались удаляющиеся шаги, и Иванько вполголоса скомандовал:
- Выходите.
Было новолуние. Над железнодорожными путями висела туманная пелена. В темноте мы наощупь выбрались из кузова. Прямо перед нами чернела туша пассажирского вагона. Мы поднялись по мокрым железным ступеням, дверь на мгновение приотворилась, обозначив тускло освещенный тамбур, и тут же захлопнулась.
- Окна не открывать. Свет не зажигать, - приказал Иванько.
Он провел нас в тесное, на манер проводницкого, купе с двухъярусными полками, задвинул стальную дверь и запер ее снаружи трехгранкой. У меня сжалось сердце.
- Вот и настал нам кидрык, - сказала я в полной темноте. - Отсюда мы точно не выберемся. Я сейчас поняла, что чудеса если и случаются, то не здесь и не с нами, а где-то в другом месте с кем-то другим. Господи, какие же мы идиотки...