Надо сказать, что несмотря на дьявольскую работоспособность, Грета оставалась лишь хорошей танцовщицей без перспектив пробиться в солистки балета. Ей не хватало хрупкости, изящества, какой-то тонкости в работе рук. Она могла отвертеть без передыху три десятка фуэте, но в ее исполнении это больше походило на спортивное достижение, чем на виртуозный вдохновенный танец.
Все изменилось через год после гибели Груни, когда был создан балет телевидения ГДР. Это было по сути шикарное варьете с высоченными, похожими на породистых кобыл немецкими девками с умопомрачительными ногами. Из одежды на них были только пышные султаны и какие-то ничтожные блестки в интимных местах. Увидев их по телевизору, Грета сразу поняла, что именно танцевальное шоу, а не традиционный балет и есть ее призвание. Кстати, плясали эти кобылки в тогда еще не отреставрированном Фридрихштадтпаласт - буквально в нескольких сотнях метрах от места гибели ее матери. Я давно поняла, что подобные совпадения бывают только в двух случаях - в кино и в жизни. Да-да, не смейтесь.
Одновременно с созданием балета ГДР, московский театр оперетты переехал из старого тесного помещения в просторное здание бывшего театра Солодовникова - это было не менее поразительным совпадением. После переезда театр открыл детскую танцевальную студию, о чем мы с Гретой узнали из того же телевизора.
- Я хочу туда, - твердо сказала Грета.
Напрасно я пыталась ее отговорить, тщетно сравнивала высокую классическую хореографию с вульгарным балаганным дрыганьем. Грета вновь проявила характер и через неделю сообщила, что ушла из кружка при Большом и поступила в студию театра оперетты.
Со временем я с этим смирилась, а потом и признала ее правоту. Ей сразу же стали давать эпизодические роли во втором составе, а к семнадцати годам она превратилась в настоящую опереточную звездочку.
Карьере Греты мешала только ее независимая натура. Она не ладила ни с худруком, ни с режиссером, ни с товарищами по труппе. Все усматривали в этом только упрямство и высокомерие, но на самом деле это рвался наружу ее талант лидера, режиссера, хозяйки своего дела. Сильный характер мешал ее отношениям с молодыми людьми - они просто не решались к ней приблизиться. Галантные поползновения коллег по сцене пресекались с железной непреклонностью.
В один из выходных Грета решила разобрать вещи матери, к которым не прикасалась пять лет - с тех пор как узнала о ее смерти. Когда она встряхнула покрытый пылью старый дерматиновый ридикюль, его истлевшая подкладка лопнула, и по паркету, косо подскакивая, запрыгал желтый овальный медальон - такой же, как у меня. Эти медальоны-близнецы нам с Груней подарил еще генерал К. после одной из своих деловых поездок по освобожденной Германии. Они были единственной ценностью, которую нам удалось сберечь до возвращения домой. Об этом я узнала уже после отсидки, когда Груня при встрече торжественно выложила на стол два золотых кругляша. Когда я спросила, как ей удалось их сохранить, Груня заявила, что женщине задавать такой вопрос просто глупо. Медальоны, мол, гладкие, овальные, и их легко было спрятать настолько глубоко, что они не вываливались даже при приседаниях на обыске. 'Но ведь ты в то время была девственницей', - удивилась я. 'Ну, это как сказать', - уклончиво ответила тогда Груня. На самом деле в тот момент она уже была беременна Гретой, хотя еще и сама об этом не знала.
Грета подняла медальон. Внутри него оказалась фотография голенького младенца, в котором при ближайшем рассмотрении можно было признать саму Грету, и сложенный вчетверо квадратик коричневой больничной клеенки - из тех, что в советские времена привязывали на запястья новорожденным в роддоме - чтобы не перепутать, и трупам в морге - с той же целью. Девочка, наморщив лоб, разглядывала надпись на клеенке.
- А. Сыромятина, дев., р.49, в.3150, - прочла она вслух. - Что это, Сима? - она протянула мне желтый квадратик.
- Это твой рост и вес, когда ты родилась. Раньше всем деткам такие на ручку одевали. Все мамы их на память сохраняли.
Когда Грета перевернула клеенчатый квадратик, у меня потемнело в глазах и подкосились колени.
- Что это? - испуганно повторила Грета. - Что с тобой, Симочка?
А я все никак не могла оторвать глаз от написанных на клеенке нескольких заглавных латинских букв. Дьявольское искушение возвращалось. Казалось бы навеки ушедшая история повторялась...
Глава XI. Любовь как движущая сила.
- Да что же это? - уже с раздражением переспросила Грета.
Я дрожащей рукой достала сигарету и в прострации двинулась в кухню.
Я никогда не курила дома, и Грете мгновенно передалось мое волнение. На своих балетных ногах она в два прыжка догнала меня у плиты и уставилась зелеными, как у матери, глазами.
- Говори, - коротко приказала она.