Пупсик кивнул.
– Возникло «янтарное море» – пояс ненормальности между югом и севером. Попадая в море, всякий увязает во временном парадоксе, и чем сильнее барахтается, тем медленнее течет время. Теперь барьер непроницаем.
– А как же…
– Ты? Ты такой же, как мама. Только… сильнее, ведь так? – улыбнулся Пупсик. – Я надеялся, что рано или поздно подобные ей придут. Сто тысяч лет мы общались с человечеством через вас.
– Интересно, конечно, про сто тысяч лет. Но давай вернемся к катастрофе. Ты что-то о врагах говорил.
– Да. Мы не знаем их названия, некому было нас просветить. Но уверен, с ними люди знакомы тоже не меньше ста тысяч лет. Еще я уверен, что гибель наших родителей подстроена ими.
– Почему?
– Просто знаю, и все.
– Так же как про сто тысяч лет? Они вас боятся, должно быть.
– Очевидно. Им хочется прикончить нас во что бы то ни стало, для этого они пользуются людьми с юга. Люди вообще крайне удобный инструмент и ресурс для них – внушаемые, алчные, глуповатые. Удобно.
– Люди беззащитны перед вами, здесь что-то не сходится, – возразил Игорь.
– Вряд ли покойный Пупсик сто одиннадцать согласился бы с тобой. Он первый, кто пал от рук человека, теперь сто восемнадцатый прозреет, остепенится, – улыбнулся Пупсик. – И не забывай, что роботы – дело рук человеческих, так что опосредованно вы уже многих из нас положили. Но давай перейдем к делу.
Нерв кивнул.
– Время Солнечного истекает, – нахмурился Пупсик. – Наши враги найдут способ прислать сюда киллеров, а автоматика города изношена, мы больше не можем полагаться на нее. Нам нужны люди для защиты от приспешников врагов.
– Зачем людям воевать за вас?
– Люди могут воевать лишь за себя, в противном случае наши враги и построенное ими южное общество пожрет человечество без остатка. Вы забудете свою природу, скатившись до полного примитива – калорийной еды, беспорядочного сношения, извращений, жестокости. В точке наивысшего кипения южное общество сметет нас, поднимет на штыки последнего Пупсика, и тогда дни самих людей будут сочтены. Вы выродитесь, как мыши профессора Кэлхуна. Останутся только они, наши враги. Это будет их планета.
– Откуда знаешь про Кэлхуна? Хотя… Катя рассказывала? – воскликнул Игорь. – Я понял, план твоих врагов прост, но что, если все человечество перейдет на вашу сторону и полностью уничтожит их?
Люмер рассмеялся приятным переливчатым смехом:
– Нет, Игорь Кремов, такого не может быть! Люди слишком грешны, чтоб отказаться от соблазнов плоти и в полном составе воспарить к христианским идеалам. Мы поддерживаем самое высокое в вас, да и Земля – не конечная остановка. Здесь вы всего лишь совершаете выбор, а война между нами и
Игорь очень хотел расспросить Пупсика о его народе и о загадочных врагах, о мире, из которого они пришли, но беседу прервала далекая канонада.
– Новая волна
– Мы оставили в городе отца Миры, позаботься о нем! И о Милке я беспокоюсь, в Мегаполисе животные не выживают. Можно что-то придумать? – попросил Игорь.
Пупсик грустно посмотрел на человека и развел руками:
– Мне жаль, но в случае с пожилым человеком я бессилен. А за Всевеликого Повелителя Умов и Идола Красоты не беспокойся, городская отрава его не проймет.
– Знаешь, а ведь твой сто восемнадцатый братец тот еще фрукт, Пупсик. Присмотрись к нему, он не просто хулиган, может он… того… уже один из
Пупсик мягко улыбнулся и с сожалением вздохнул.
– За него еще можно бороться. Я обеспечу тебе проход назад. До свиданья, Игорь Кремов! Береги свою девочку!
Игорь захотел возразить, что Мира не «его девочка», но запнулся, а Пупсик скоротечно трансформировался в шар и удалился тем же путем, каким пришел.
Глава 168
Милко деловито чистил шерстку языком, прищурив глаза. Игорь расположился рядом на песке с виноватой улыбкой. Он сложил ноги по-турецки, настроившись на сколь угодно длительное ожидание: покаяние – оно такое. Кот как бы случайно заметил друга и, прервав туалет, застыл в незаконченном движении. «Ты по делу какому, или мне продолжить?» – читалось в голубых глазах.
– Мне очень стыдно, Милко! Прости! – произнес Нерв.
Милко выпрямился со снисходительной миной. «Рядом с барышней тебя словно подменяют! Раньше было легче. Эх, кабы и не моя слабость к ней…» Кот нарочито разочарованно фыркнул.
Игорь протянул руки, на которые пушистый с достоинством взобрался. Нерв гладил его и чесал за ухом, почти разбирая в довольном мурлыканьи: «глу-у-у-упый человечишка-а-а-а, но-о-о прияа-а-атный и люби-и-и-и-имый. Ты-ы-ы проще-е-е-е-е-ен».
Мира ничего не помнила, ей поутру казалось, что ночью снился странный сон, не более.