Хозяином этого “воротного” движения оказался полковник. Он въехал во двор на мощном джипе, и не стал гасить фары, чтобы осветить “плацдарм”. Он так и сказал.
Клёна (производное от Клементины), владелица небольшой квартирки аж на пятом этаже, тоже спустилась, и сейчас старательно уворачивалась от слепящего света фар, скромно зашла за спины скученных людей. То бишь, соседей. Она почти никого здесь уже не знала. Коммуналки старого этого дома в центре города давно были расселены состоятельными людьми. Далекими и неинтересными ей. Машины у неё тоже не было, она скорее вышла подышать свежим вечерним воздухом. Давно она уже не выходила в такое позднее время. Боязно по вечерам, неспокойно, галдит молодежь. Тишины нигде нет. Только страхи от бесконечных салютов, шутих и громких голосов. Одна не погуляешь. Клёна и небо-то видела ночное только из высокого своего окна. В его ограниченность попадала всего одна звезда. И Клёна всегда здоровалась с ней, как со старой знакомой по общей бессоннице. И та в ответ щедро подмигивала, одобряя эту бессонницу.
И сейчас Клена посмотрела вверх, но тяжелыми пластами чернелись на нем тучи. И никаких тебе звезд.
Между тем полковник что-то дельное вещал собранию. Его серая каракулевая папаха в свете фар отдавала фосфористическим фантастическим свечением. Вызывала ужас и некоторое от этого почтение.
Обсуждались какие-то тарифы, фирмы, сколько у кого машин. И прочее, было скучно, и ненужная информация Клёну утомила. Она погладила чью-то собачку в темноте. Та коснулась её теплым приветливым языком. Шелестел дождь умиротворенно, и хотелось какой-нибудь кнопкой, как на пульте, выключить эти все суетные голоса, как в рекламе, убрать звук. Она чуть удивилась тому, насколько она никого здесь не знает. И собаки другие. Раньше был алабай, овчарки, пудель и таксы. Сегодня — маленькие той-терьерчики. Дрожащие на дожде, и уж совсем не собаки. Чужбина в собственном дворе.
И вдруг она услышала, что её позвали по имени. “Клёна, Клёна…” Она даже не сразу поняла, что её зовут. Оглянулась. Старый сосед-художник. Давно не виделись. Он её приобнял за плечи: “Привет”.
Она улыбнулась и отметила, что борода соседа стала совсем седой. И голова тоже. Но не это открытие растревожило Клёну. Она вдруг замерла, захотелось домой. Соседи громко обсуждали сколько будет “в среднем”. В среднем на семью. Начался ор, выяснение правды о наличии автомобилей.
Клёна тихонько отошла в сторонку. Ещё раз погладила незнакомую собачку, и узнав, что итог выбора фирмы разместят на сайте полковника, уныло двинулась домой.
Интернета у неё не было, потому всю тщету этого собрания она оценила сразу. Надо будет оплатить новые ворота — найдут, позвонят в дверь. И она пошла домой.
Налив себе в чашку горячего кофе и сделав тонюсенький бутерброд с сыром, Клена погрузилась в любимое кресло, и неторопливо жуя, она с необыкновенной теплотой вспомнила соседа-художника. Она не могла понять, почему думает о нем вот уже больше часа. Даже телевизор не стала включать для уютного фона. Ей вспомнился его голос, рука на её плече. И эти воспоминания какого-то пустякового мгновения, были потрясением. И она поняла почему.
Он окликнул её по имени. Она впервые за долгие годы услышала имя, произнесенное, обращенное к ней. Дети называют её мамой и никогда — по имени. А других общений нет. Давно нет. Цунами отлива друзей, соседей, знакомых. Никого нет. И как-то это не было замечено. Этот отлив жизни. Слизал всех и всё. Целый её мир. Она и не знала. И не думалось ей о том, как давно никто к ней не обращался по имени.
Это открытие надо было осознать, согласиться с ним. И вынести приговор. Ничего уже не будет.
Она поняла пока только одно, что пойдет на следующее собрание жильцов, хоть со школы не любила и не ходила ни на какие собрания. А теперь пойдет, несмотря на глупый голос (именно глупый голос, полковника, такое тоже бывает), пойдет, чтобы вдруг услышать редкое и прекрасное свое имя — Клёна. Оказывается и в таком пустяке скрываются большие смыслы, которые подвигнут тебя к принятию чужбины этой, и почувствовать себя камешком на песке, который хоть и обнажил отлив, но не унес пока с собой.
И надо будет подключить интернет. Хотя! Собрание — лучше. Оно — живое.
Творчество
Если бы у Аллы Романовны спросили сегодня об образе истинной нищеты — она смогла бы ответить, ни секунды не промедлив — штопание дивана. Ну кто, скажите, в наши дни штопает обивку дивана?
“Что это? Бедность”, — сама себе вслух сказала Алла, разглядывая строгим взором воплощение оной.
Велюровый бежевый привычный диван её оскалился пружиной, которая с ночи выскочила изнутри и разбудила, предательно пырнув в бок. Продырявив при этом и простыню.
Алла Романовна смотрела на эту диванную катастрофу. Правильнее всего было вы вынести диван на помойку и купить новый. Но она себе это позволить не могла. Не было на это денег. Что говорить. Их вообще не было. Но не хотелось думать о тревожном, надо было заняться штопкой.