Код Независимости

В городе был праздник. Было много народа, который в удовольствии гулял по набережной и смотрел на военные корабли, которые были пристегнуты буями посредине Невы.

Владимир решительно припарковался в ближайшем проулке и вышел в праздничный народ.

Он шел и размышлял о том, как неразрешимо тяжела его семейная жизнь. И никуда от нее было не деться. Сила привычки, настигшая его после первой любви, не отпускала, и это обстоятельство сильно раздражало.

Он влился в ручеек народа и вышел на мост. Шел по нему, и роскошная красота реки взяла его раздражение на свои поруки. Владимир остановился, как бы вдыхая эту красоту в себя, и освобождаясь от серости в себе, от всех своих недовольств — разом.

Тут он почувствовал, будто легкий удар в грудь увиденным.

В пазе для фонаря, как бы отдельно ото всех, стояли мужчина и женщина. Оба седые, а рядом была припаркована инвалидная коляска.

В этот самый момент рванул с реки ветер, и мужчина приобнял женщину, будто боялся, что она улетит. Женщина и впрямь была сильно худенькой. Она отвернулась от ветра, и Владимир увидел милое лицо без грамма косметики и большие светлые глаза.

Мужчина взял женщину под локоть и спросил ее о чем-то. Она согласно кивнула, и они медленно развернулись и направились к коляске.

Тут Владимир увидел, что женщина больна, она с трудом ставила правую ногу, и рука, которую поддерживал муж, похоже, была нездорова.

На Владимира вдруг нахлынуло цунами их бережной любви, такой мощной нежности и заботы, что он неожиданно ощутил в себе какое-то новое чувство. И оно было похоже на зависть.

Мужчина бережно усадил жену (конечно же это была жена) в коляску, бережно поставил плохо слушавшиеся её ноги в белых брючках на положенную им приступку. И они медленно поехали вниз с моста.

Мужчина что-то говорил, склонясь к жене, и весь вид его полностью выдавал такую непритворную заботу, что Владимиру захотелось подслушать этот их разговор, и интонацию, с которой он проходил.

Но он сдержал в себе этот порыв и остался на своем месте. Ему захотелось поймать еще раз это состояние восхищения чужими отношениями.

Он вдруг подумал, что, случись с ним какая-то беда такого рода, никто бы не стал возиться с ним с такой нежностью и показывать городские красоты в яркий солнечный день.

И еще кольнула догадка, что и ему тоже были недоступны чувства такого уровня. Он нанял бы сиделку. Прямое и простое решение.

Владимиру показалось досадным такое открытие своего равнодушия. И равнодушия к себе.

Он узнал, что в свои пятьдесят не имеет ни к кому такого грандиозного чувства любви и терпения, как этот мужчина к своей больной жене.

Владимир хотел пойти за ними, чтобы хотя бы побыть еще рядом с этой красотой чувств.

Он поискал глазами эту странную для него пару, и увидел их далеко на переходе. И поленился, и не стал догонять их.

Он постоял немного на том месте, где стояли они, ему захотелось увидеть именно эту часть реки, которая была видна этой чете. Он будто хотел заразиться их чувствами, как в детстве хотел заразиться корью от старшей сестры, чтобы не ходить в школу.

— Где здесь Нева, наконец? — дернула его за рукав раздраженная пожилая тетка.

— Перед вами, мадам, — Владимир зло и широко раскинул руки.

Домой он вернулся поздним вечером. Дома была гаджетовая тишина. Дети были при своих делах.

Жена болтала в своей комнате с кем-то по телефону.

Его приход никто не заметил.

И Владимир этому обрадовался. Он достал бутылку водки из холодильника, налил себе в тяжелую стопку до краев и выпил в удовольствие. Потом еще одну. Стало радостнее и чуть спокойнее.

И он с какой-то даже насмешливостью подумал:

“Нашел кому завидовать… Инвалиду в коляске”.

— Будь здоров! — сказал он вслух сам себе и выпил еще одну стопку.

Он подошел зачем-то к жене, обнял ее сзади.

Она удивленно взглянула на него и ловко увернулась из его непривычных объятий, продолжая говорить по телефону.

Володе очень хотелось рассказать жене об этой паре на мосту. Но он не стал. Знал, что жена не будет вникать, и не поймет.

И Владимир лег спать на диванчике в гостиной.

Тут ему было не так одиноко.

Прежде чем уснуть, он попытался вспомнить этих красивых людей на мосту и вернуть пережитый восторг в себе. Но пришла только горечь и тоскливое понимание того, что с ним не случилось, и уже не случится никогда, что оказывается бывает у людей, и что он видел своими глазами сегодня на мосту с его нарядной публикой, плёсной рекой и орущими чайками над ней.

Владимир уснул и не увидел, как в гостиную вошла жена и бесшумно накрыла его легким одеялом, осторожно подоткнув по бокам и у ног, чтобы оно не соскользнуло.

Затем погасила свет и вышла из комнаты. Закрыла плотно дверь и приказала всем домочадцам:

— Тишина! Отец спит! — и выключила телевизор тоже.

Хотя могла и не говорить, тишина была и так. Пошла наверх, только чуть скрипели ступеньки. И только в спальне наверху позволила себе тихо расплакаться от грозных догадок по поводу сегодняшнего ухода мужа на весь день. И как оглушительно он грохнул дверью.

Она это хорошо помнила.