Читаем Код Независимости полностью

Жена едва взглянула, не стала ни во что вникать, а потянула его за рукав халата.

— Глупость какая-то, — она небрежно бросила записку на стол. — Иди, там все остывает.

Костя обиженно взял брошенную записку в руку, будто спрятал, и потащился за женой.

Он зашел в ванную, чтобы помыть руки, и потом уже, слегка повеселев от предвкушения пирожков с капустой, ароматом которых был наполнен весь дом, сел за стол.

Здесь уже находился сын Сергей, слегка взъерошенный и оглушенный общением с гаджетами.

— Руки вымой, — приказала сыну мать.

Серега, поморщившись, убежал в ванную.

А Костя приступил к пирожкам, которые были чуть ли не любимым его кушаньем за эти семейные годы жизни.

Тут вернулся сын и спросил Костю:

— Он отомстил?

— Кому отомстил? — не понял Костя.

Сын показал таинственную записку.

— Это я в ванной нашел.

— Отдай, — приказал Костя сыну.

— На, я все равно прочел уже, — хохотнул Серега.

— Здесь же шифр, — не поверил Костя.

— Я им всем отомщу, Только вырасту. Клянусь. И дата. Шифр детский, легко читается, я тоже маленький таким же писал. Но это было давно, — строго как-то сказал Серега и стал нехотя хлебать суп. Заедая его пирожком.

И тут Костя всё вспомнил. Он поклялся тогда, что докажет и, тем самым, отомстит всем, за то, что больно унижали его одноклассники и даже учителя.

И поднялись сражу же, будто оторвавшись от тяжело привязанного к ним камня памяти, все обиды.

Костя неожиданно для себя заплакал и вышел из-за стола, взяв с собой зашифрованное письмецо.

Там, у себя в кабинете, он уже безо всякой лупы прочел весь текст.

А ведь он отомстил. Все обидчики его наверняка позавидовали бы его теперешней жизни, его статусу в ней, его крепкой красивой семье. И даже его роскошному загородному дому, его машинам и его досугу за границей.

Но тут вошел сын, и Костя поднялся из удобного кресла ему навстречу, обнял его, поцеловал в теплую макушку.

— Спасибо, и как это у тебя получилось прочесть мой таинственный шифр?

— Это не шифр, это код — код независимости. Дети его все знают. Сами изобретают.

Костя вернулся к записке, взял ее, почувствовал теплоту ее ветхости. Это и впрямь был код несбыточного понимания.

Костя сложил записочку аккуратно по следу старого сгиба и вернул на старое место в щелку замка. Почему-то он посчитал, что так будет правильно.

Потом он пошел в комнату сына. Постучал, прежде чем войти.

— Он отомстил, — сказал Костя, входя.

— Кто? — сын переспросил, не вникая в услышанное.

— Ну, тот, из записки.

— А-а-а!.. Ну и молодец, — только и сказал Серега, не отрываясь от экрана гаджета.

Костя вышел. Делать ему было решительно нечего.

Он сел за письменный стол и, оторвав узкий край от бумажного листа, стал писать на нем знаки и буковки, дроби и тире, с плюсами и минусами. Он писал легко и быстро. А закончив, перечитал, улыбнулся и, сложив записку в почти незаметный мелкий квадратик, сунул его в замочную щелку, но уже другого ящика стола.

Для этого ему пришлось отвинтить шурупы, извлечь из дерева замочек, а потом после укрытия бумажки, вернул замочек на место и крепко завинтил в него шурупы.

Для чего он это сделал, Костя не стал анализировать, но ему еще раз подсказали, что он поступает важно и разумно. И что это для чего-то пригодится. Код был уже узнаваемым и легким. Он вспомнил его и был этому очень рад.

Джинсовая тетрадь,

17 ноября 2022

<p>Страница</p>

Настя, глубоко зевая, стояла на пустой остановке в ожидании автобуса. Зевала она, потому что совсем не выспалась в доме чужих и вовсе посторонних ей людей, на глупых ночных посиделках. Как она туда попала и с кем, Настя помнила плохо, кто-то из ее группы отмечал свой день рождения. И вот теперь Настя стояла на остановке, и между звучными своими зевками пыталась сообразить, как ей проехать домой. Очень хотелось спать. Правда, Настя прикорнула на узком кухонном диванчике. Но это было не в счет. Потому что квёлый сон ее постоянно разрушался громкими голосами и музыкой. А что еще хуже скрипучего бренчания расстроенной гитары?

Едва дождавшись утра, Настя выскочила на свежий воздух остановки, где теперь и стояла.

Равнодушно пробегали по сонному еще проспекту редкие машины, а автобуса все не было.

Вдруг сверху, прямо-таки с неба, в Настином пространстве появился листок бумаги. Он плавно и красиво опускался на землю, и его белоснежная стать выражала такую милую приветливость, что Настя, протянув руку, ловко поймала его и задержала от падения в мутную лужицу от дождя.

Страничка была в руке, и Настя прочитала на ней загадочный текст, напечатанный на машинке: "Записки Цинци…”

Настя зачем-то посмотрела вверх, будто предполагая, что именно оттуда, как листовка, брошена была эта страница.

Но наверху, конечно же никого не было. Только стояла и курила на балконе последнего этажа женщина. Но вид у нее был сонно-равнодушный. Она жмурилась, подставляя лицо восходящему солнцу. Послание было явно не от неё.

Настя перевернула страницу и увидела на ней отпечатанный на машинке текст, который начинался просьбой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кино между адом и раем
Кино между адом и раем

Эта книга и для человека, который хочет написать сценарий, поставить фильм и сыграть в нем главную роль, и для того, кто не собирается всем этим заниматься. Знаменитый режиссер Александр Митта позволит вам смотреть любой фильм с профессиональной точки зрения, научит разбираться в хитросплетениях Величайшего из искусств. Согласитесь, если знаешь правила шахматной игры, то не ждешь как невежда, кто победит, а получаешь удовольствие и от всего процесса. Кино – игра покруче шахмат. Эта книга – ключи от кинематографа. Мало того, секретные механизмы и практики, которыми пользуются режиссеры, позволят и вам незаметно для других управлять окружающими и разыгрывать свои сценарии.

Александр Митта , Александр Наумович Митта

Драматургия / Драматургия / Прочая документальная литература / Документальное
Скамейка
Скамейка

Командировочный одинокий мужчина рыщет по городскому парку в поисках случайных связей – на первый взгляд, легкомысленный сюжет постепенно накаляется до глубокого проникновения в экзистенциальный кризис обоих персонажей. Несмотря на внешне совершенно разный образ жизни (таинственный Федор Кузьмич, как ртуть меняющий свое имя и биографию для каждой новой спутницы; и простая и открытая Вера, бросающаяся в новые отношения, каждый раз веря, что на этот раз – навсегда), герои очень похожи между собой – потерянные люди, бродящие по парку в поисках новых самообманов. Острый диалог (герои обмениваются остроумными репликами, будто играют в пинг-понг) располагает к тому, чтобы поставить на сцене необременительную ретрокомедию «из советской жизни». Интерпретация произведения в трагикомическом жанре скорее поможет не растерять ценные минуты психологической рефлексии персонажей по поводу своего одиночества, их попытке разобраться в себе самих.

Александр Исаакович Гельман , Владимир Валентинович Губский , Жаныбек Илиясов , Лев Михайлович Гунин

Фантастика / Драматургия / Проза / Современная проза / Драматургия