Код Ореста

Хотя, вероятно, именно так всё и выглядело – в моем письме Оракулу, которое я написала очень давно, полвечности назад…

– Я сейчас вернусь! – крикнула я папе и выбежала в дверь.

Вечер был такой же светлый, и птицы щебетали так же весело, как совсем недавно, когда мы с папой вернулись после окончания учебного года и долгой прогулки вдоль озера. Но сейчас всё легкое и светлое внутри меня словно испарилось. В груди кололо, словно в меня всадили что-то острое.

Я даже не подумала о том, что будет, если меня заметит Орест, – я вбежала по дорожке к дому Ореста и вошла через боковую дверь в гараж. В гараже у Моны, само собой, никакой машины не было – только нераспакованные коробки, старая мебель, засушенные растения и книги, много книг… И велосипед Ореста.

Футляр с астролябией мы спрятали за одной из коробок. Пытаясь открыть замок, я порезала себе палец; царапина ныла и кровоточила, когда я взяла астролябию. Старую карту я тоже достала из трубочки. Взяла все письма. Логарифмической линейки там не было – ее Орест всё время носил с собой. Но остальное я взяла. Всё то, что мы обнаружили, пытаясь разгадать загадку Акселя. Теперь я решила сделать так, как требует Оракул – или Эйгир. Лучше отдать ему то, что он хочет, чтобы он оставил меня в покое.

«Оресту всё равно плевать», – подумала я и кинулась, держа всё это в руках, через участок к лесной тропинке. Большой голубь взлетел с места, когда я пронеслась мимо, но не сделал никакой попытки мне помочь, как глухарь на Центральном вокзале или дятел в лесу. Это был всего лишь перепуганный лесной голубь.

Я бежала по тропинке, думая о каменистых скалах за школой. Там на деревьях есть оранжевые пометки, показывающие ученикам, где заканчивается школьный двор, – заходить за помеченные деревья категорически запрещено. Потому что в том месте кое-где очень крутые уступы. Именно туда я сейчас и направлялась. Вверх по откосу, мимо помеченных деревьев. Наконец я обнаружила между камней небольшую полость.

Там я всё и спрятала.

«Эйгир сейчас где-то поблизости? – подумала я. – Где-то здесь следит за мной?»

Потом я быстрым шагом вернулась, не оборачиваясь, через школьный двор. Подумать только: всего несколько часов назад я стояла здесь, на асфальте, и пела песни!

Я кинулась бежать со всех ног. Влетела в лес, понеслась по тропинке. То и дело спотыкалась, чувствуя, как у меня щиплет везде: в ранке на пальце, в легких, в глазах…

Папа вышел в прихожую, когда я вернулась в дом. Я с грохотом захлопнула за собой дверь и заперла ее на замок. Папа чуть не уронил тарелку с попкорном, которую держал в руках.

– Девочка моя, что случилось? – спросил он.

Я начала реветь еще до того, как сняла кроссовки.

42

В тот вечер я заснула, положив голову папе на колени. Он долго говорил со мной о том, как тяжело бывает что-то оставлять позади. Как сложно расти, но потом, со временем, всё налаживается. Обо всём новом, что ждет меня впереди.

Он думал, я плачу из-за того, что закончилась школа.

Папа и не подозревал, что я – худший человек на Земле.

В какой-то момент я сказала папе, что не хочу, чтобы он умирал. А он ответил, что прямо сегодня умирать не собирается. Но я точно не помню.

Когда Орест заглянул к нам на следующий день после окончания учебного года, я попросила папу сказать, что я больна. Папа вопросительно посмотрел на меня.

– Голова болит, – сказала я.

– Понятно, – ответил папа, и я увидела, что он действительно понял.

На следующий день Оресту снова пришлось уйти ни с чем. Папа сказал, что вид у него был слегка расстроенный. Стало быть, Орест не знает, что я сделала. Пока не знает.

Но на третий день он принялся стучать в нашу дверь как сумасшедший. Папы не было дома. Более всего мне хотелось спрятаться под кроватью и сделать вид, что меня тоже нет дома. Но я всё же открыла.

Орест обнаружил пропажу.

– Астролябия! – закричал он, едва дверь приоткрылась на пару сантиметров. – Она пропала!

Я ничего не ответила.

И опять ничего.

И снова ничего.

Словно у меня напрочь пропал голос.

Но в конце концов я выдавила из себя:

– Знаю.

Я повернулась и пошла в кухню – Орест последовал за мной.

Я села за кухонный стол – Орест устроился напротив.

Глубоко вздохнув, я начала рассказывать.

– Что, ты сказала, ты сделала? – переспросил Орест после того, как я выложила ему, как оставила всё среди камней на склоне за школой.

– Отдала астролябию и всё остальное Оракулу. Эйгиру.

– Что?

– Я всё ему отдала.

– Всё?

– Всё.

Я рассказал о письме, которое получила, о тех ужасных словах, которые написала, когда папа болел, и о том, почему я была вынуждена сделать, как сказал Оракул.

– Ты всё ему отдала, потому что получила письмо?

И снова я повторила, что написала такие вещи, которые невозможно простить, и что…

– Да ты что, правда не замечаешь, как твой папа смотрит на тебя? Он простил бы тебе всё на свете, неужели ты не понимаешь? – Орест буквально всхлипывал. – Какое значение имеют письма Эйгира? У тебя всё хорошо, а ты сама всё портишь!