Код Розы

Впервые с тех пор, как она познакомилась в Фрэнсисом Греем, она услышала его смех.

На другой день Маб села на поезд. Дождь шел весь уик-энд напролет, и за все это время она и шагу не сделала за порог комнаты. Она ела то, что Фрэнсис приносил от хозяйки гостиницы, которую Маб так и не увидела; добралась до половины «По ком звонит колокол» (выбор Безумных Шляпников на следующую неделю, поскольку, похоже, все мужчины, за исключением ее мужа, отказывались читать «Джейн Эйр»), пока Фрэнсис совершал свои утренние прогулки; занималась с ним любовью, когда он возвращался; получала от него записки и отправляла свои, соперничая с мужем в том, кто произнесет меньше и напишет больше, а потом они снова любили друг друга. На перроне он молчал, лишь взял ее руки в свои, перевернул и поцеловал каждую ладонь.

– А ты не возвращаешься в Лондон? – спросила Маб наконец.

– Сначала придется съездить в Лидс по делам, – ответил он с полуулыбкой. – Увидимся, когда звезды снова встанут как надо и нам выпадут еще одни выходные, моя красавица.

Кто знает, когда это будет. Маб страстно его поцеловала – с облегчением или с огорчением? Она сама не знала толком. Никогда еще она не испытывала чувства, что ее настолько вывернули наизнанку и перевернули с ног на голову. Она даже с некоторой радостью думала о безумном ритме работы в БП и о полуночных кружках «Овалтина»: по крайней мере, в этом не было ничего неожиданного, выбивающего ее из колеи. И все же Маб хотелось остаться со своим молчаливым мужем, чтобы увидеть, куда он поведет ее дальше.

Лишь устроившись в купе, Маб нашла в кармане пальто незаметно подсунутое Фрэнсисом письмо.

Моя милая девочка, пока я пишу эти строки, ты еще спишь. Тебе хотелось бы знать, почему по ночам я курю и гляжу в окно, не так ли? Дело в том, что с тех пор, как я вернулся домой из окопов в девятнадцатом году, я еще ни разу не спал дольше четырех часов кряду. Раньше я метался, кричал, у меня были странные видения и сны, но со временем обнаружил, что сигарета и открытое окно помогают мне лучше всего – и еще прогулка на рассвете, чтобы сбросить морок. Не могу сказать, что это меня полностью успокаивает, слишком уж старая и латаная я посудина, но, по крайней мере, после этого посудина весь день не протекает.

Ну вот, теперь ты все знаешь. Тебя ведь это правда беспокоило, не так ли?

Ф.

Маб откинулась на подголовник и часто заморгала. Ей подумалось, что она не знает никакого другого мужчину, который бы просто взял и признался в подобном, да еще и на бумаге. По ее опыту, мужчины либо наотрез отрицали вещи такого рода, либо, прижатые к стенке, признавались в них, пожимая плечами и отпуская грубые шутки.

Она посмотрела на потоки дождя, лившиеся на рельсы, изгибающиеся впереди на повороте. Ее все еще не оставляло ощущение, что она раздета донага, хотя ее, как панцирь, закрывали пальто и перчатки, а Фрэнсиса больше не было рядом. Прежде чем это чувство растаяло и панцирь снова замкнулся на ее теле, она достала из сумочки авторучку.

Его имя не имеет значения, – написала она на клочке бумаги, чувствуя, как пересохло во рту, – но я думала, что люблю его.

Она изложила всю свою историю с Джеффри Ирвингом и его приятелями, все уродливые факты до единого, засунула лист в конверт, написала на нем адрес лондонского пансиона для приезжих, в котором квартировал Фрэнсис, и запечатала, не давая себе времени передумать.

Мне ты можешь доверять, Маб.

Надеюсь.

Она опустила письмо в первый попавшийся почтовый ящик, пересаживаясь на другой поезд.

Не спрашивай о других моих тайнах, Фрэнсис. Последнюю я не могу тебе открыть.

Глава 34