Код Розы

– Послушай, я не намерена спать в шерстяном платье и ложиться на этот треклятый диван тоже отказываюсь наотрез.

Она забралась обратно в постель под громкий стук собственного сердца.

– Да ты просто чертовка, – проговорил он из темноты, дотрагиваясь до нее. Его кожа была горячей, и Озла тоже зажглась от этого пламени, задыхаясь, заставляя его задыхаться, когда они вдвоем метались и перекатывались на накрахмаленных простынях. – Держись за меня, – сказал он в какой-то момент, и его руки и губы скользнули у подола ее комбинации и совершили нечто… Озла не знала, как это назвать, и вообще не знала, что такое бывает, но в конце она обмякла как тряпочка и с трудом переводила дыхание; она вцепилась в его широкие плечи, как в край скалы… А потом почувствовала, как Филипп улыбается, уткнувшись в нее лицом: – Вот теперь ты наконец-то со мной общаешься, принцесса.

– Мне кажется, общение должно быть обоюдным, – простонала она и нашла пару способов добиться от него ответа, позволяя его рукам и сдавленным ругательствам руководить собой.

Но потом они затормозили, держась друг за друга и тяжело дыша, тело к телу, лоб ко лбу. Джентльмен никогда не заходит дальше определенных действий с девушкой, если только не предполагается, что их отношения будут вскоре оформлены должным образом. В прошлом, подойдя к этой черте, Филипп не настаивал на большем, но ведь раньше им и не выпадало случая остаться наедине вот так, когда можно делать все что хочется. И Озла догадывалась, что сегодня сумела бы преодолеть его возражения. Жар затуманил ему голову, и он вполне мог поступить опрометчиво – если она отбросит принципы и заведет его туда, где он забудет обо всем на свете.

Но ведь он на ее месте не стал бы настаивать – если бы это она сейчас лежала, обессилев от жара и готовая забыться.

– Оз, – сдавленно произнес он, – лучше верни подушку на место.

Озла уткнулась лбом в его плечо.

– Так не хочется вести себя порядочно…

– Ох, и мне тоже, – прохрипел он.

Они заставили себя лечь как и раньше: подушка целомудренно втиснута посередине, голова Озлы на его плече.

– А ведь мы могли бы этим заниматься когда только хочется, – сказала в темноту Озла. – Ничто нам не мешает стать чем-то большим друг для друга.

Никогда она еще так прямо этого не говорила, даже не намекала. «Прекрати называть меня принцессой, я не принцесса – но могла бы стать ею. Если бы ты того пожелал».

Но он уже провалился обратно в царство снов.

Спали они допоздна, а к обеду его жар совершенно прошел, и он уселся на кровати, требуя горячих гренков. Они заказали еду в номер и поели в постели.

Озла со вздохом посмотрела на часы:

– Мой поезд отходит через час.

– А у меня больше нет предлогов, чтобы пропустить рождественскую пантомиму в Виндзоре.

Она смахнула крошку с его губы.

– Не представляю тебя на детской пантомиме.

– Это не просто пантомима. Принцессы устраивают ее каждый год для узкого круга, чтобы собрать деньги для тех, кто на фронте. – Он улыбнулся. – Лилибет вечно приходится играть мужские роли, так как Маргарет неизменно желает быть принцессой.

– Она уже и так принцесса. Неужели нельзя хоть однажды сыграть кого-то другого?

– Ты просто не знаешь Маргарет. – Филипп уставился на свою тарелку, кроша пальцами последний кусочек гренка. – Оз… ты так толком и не ответила на мой вчерашний вопрос. – Он поднял глаза. – О том, почему перестала мне писать.

– Я сказала…

– …много всего туманного о том, какой ужасный у тебя выдался год. Но это не ответ. – Он пристально смотрел на нее. – Я ведь тебя знаю. Каким бы ужасным ни был год, Озла Кендалл только поднимает выше голову и продолжает веселиться. Так что же все-таки произошло?

Она не смогла прямо взглянуть на него.

– Тебе придется поверить мне на слово, Филипп.

– А ты станешь мне писать, когда я опять уйду в море? Встречаться со мной, пока я еще в городе?

«Не уверена, что это разумно», – подумала Озла. На этот раз они столкнулись случайно, но если их снова начнут регулярно видеть в городе вместе, ее могут опять вызвать на ковер и задать новые вопросы. «Отдайте нам его письма. Сообщите нам, общается ли он со своей семьей. Скажите нам, о чем он говорит в постели…» А принесенная ею присяга означала, что ей придется это сделать.

Она молчала, и лицо Филиппа снова замкнулось.

– Что ж, спасибо, что побыла сестрой милосердия, принцесса.

– Я подумал, будет лучше, если ты узнаешь об этом от друга, – сказали на том конце телефонного провода.

– Дэвид, объясни ради бога, что ты несешь?

На дворе канун Нового года, и Озла сочиняла для ББ острую сатиру на рождественское ревю театрального кружка Блетчли-Парка, когда квартирная хозяйка позвала ее к телефону. К удивлению Озлы, звонил приятель Филиппа Дэвид Милфорд-Хейвен.

– Я в курсе, что Филипп поехал провести Рождество в Виндзоре после пантомимы. Об этом даже в газетах писали, – сказала Озла в трубку.

– Ну да, только газеты не в курсе, что они с принцессой Елизаветой поладили лучше некуда. Шарады в семейном кругу после обеда на другой день, танцы под граммофон…