Параллельно расширению масштаба популярности Босха (сначала в сообществе художников авангарда, а затем – на массовом уровне) всё более рос и академический, исследовательский интерес к дешифровке, изучению, пониманию наследия брабантского мастера. Первые научные исследования, посвящённые Босху, появились уже в перовой половине XX века, однако тогда об индивидуальном, сложном визуальном языке Босха авторы знали довольно мало. Реконструкция смыслов его картин нуждалась в тщательном и долгом исследовании, в кропотливом и методичном труде, что стало делом будущих работ. Немецкие историки искусств особо отличились в изучении Иеронимова наследия: Макс Фридлендер признавал проблематичность понимания Босха, а знаменитый искусствовед XX века Эрвин Панофски – недостаточность своих знаний для интерпретации Иеронима.
В 1930-е годы под влиянием набирающего обороты психоанализа Босха воспринимали как визионера и сновидца, сублимирующего бессознательные чувства (вины или греха) в пространстве своей художественной вселенной. В связи с чем зарождались идеи о безумии художника, венерических болезнях и алкоголизме: дескать, автор корил и порицал себя, помещая себя же в качестве наказания за прижизненные злоупотребления в ад. Позже, в 1960–1980-е годы, после открытия ЛСД, после битников и хиппи, после психоделической революции возникли весьма спекулятивные теории о наркомании, шаманизме и экстазах Босха, уподобленного Карлосу Кастанеде (а точнее, – персонажу его произведений Дону Хуану), только с кисточкой в руках. Жёлтая пресса поныне охотно публикует и смакует надуманные и неподтвержденные домыслы о жизни Иеронима. Также признаны совершенно несостоятельными размышления о сектантстве или еретичестве художника. Увы, судя по всему, Босх не был ни содомитом, ни адамитом, ни катаром, ни альбигойцем: он вёл тихую, размеренную и однообразную жизнь в провинциальном захолустном городе, откуда практически не выбирался.
Рис. 37 а, б.
Рис. 37 в, г, д.
Немецкий историк искусства Вильгельм Френгер озвучил в 1947 году крамольную, но тут же нашедшую отклик у массового зрителя идею о том, что Босх был членом адамитов. В сотрудничестве с этой сектой, которая практиковала нудизм, пропагандировала свободную любовь и многожёнство, Босх, якобы написал «Сад земных наслаждений», по мнению Френгера, – «Сад любви». Однако исследования немецкого искусствоведа не учитывали, что адамиты были активны в Брюсселе за столетие до рождения Босха, и самый поверхностный анализ «Сада наслаждений» показывает, что художник на просторах этого триптиха решительно отвергает любую форму свободной любви.
Рис. 38.
Только исследования таких авторов, как Шарль де Тольнай и Людвиг фон Балдас приоткрыли завесу непонимания работ художника. Благодаря их идеям произошёл фундаментальный слом, инициировавший восприятие Босха как религиозного моралиста и сатирика, обличавшего пороки людские, несовершенство мирской власти и распад Церкви. Такой взгляд на творчество художника актуален и по сей день.
Нидерландский учёный Дирк Бакс, изучавший визуальный язык Босха в середине XX века, сформировал новую методологическую оптику. Он решил декодировать Иеронимовы образы, подыскивая ключи в фольклоре и устной языковой культуре того времени, дошедших до нас в немногих письменных источниках, а также – в литературных памятниках. Таким же путём пошли и другие исследователи, усложнив, развив, углубив исследования наследия Иеронима: Рогер Марейниссен, Паул Ванденбрук, Эрик де Брёйн, Люкас ван Дейк, Йос Колдевей, Лари Сильвер, Стефан Фишер и многие другие.