Ученые из Genentech совершили настоящий подвиг генной инженерии, создав мышиные антитела, которые связывали и блокировали белок
Но проблемы на этом не закончились. Лишь 30 % раковых опухолей в молочной железе содержат дефективный ген
Современная онконаука тратит много сил на разблокировку генов, несущих в себе код рака.
Это захватывающее изобретение стало началом новой эпохи в терапии. Лекарства не просто превратились в «самонаводящиеся ракеты»: они еще и стали персонализированными. Теперь уже было не обязательно, чтобы лекарство помогало абсолютно всем пациентам, страдающим тем или иным заболеванием: достаточно, чтобы оно помогало хотя бы определенной группе больных. Мы теперь можем четко очертить группу, которой лекарство точно может помочь, и давать его только этим пациентам. Такой поход сэкономил немалые деньги и избавил многих пациентов от нежелательных и необязательных побочных эффектов. Потрясающе. Медицине наконец удалось найти священный Грааль генетической терапии. Если мы сможем определить те несколько мутаций, что вызывают рак у данного пациента, то сможем затем выбрать подходящее именно для данного случая лекарство или антитело. Методы лечения можно персонализировать с помощью генетического тестирования, чтобы обратить болезнь вспять или даже излечить ее.
Современная онконаука тратит много сил на разблокировку генов, несущих в себе код рака.
Еще до официального одобрения FDA пациентки с раком груди просили Genentech выпустить лекарство в оборот из соображений милосердия. Никто еще не знал, работает ли оно, но у пациенток с раком груди, уже давшим метастазы, не было других вариантов, а трастузумаб для них был настоящим сверкающим маяком надежды. В 1995 году Genentech организовала первую в истории одобренную FDA программу расширенного доступа к противораковым средствам. Интуиция оказалась верной. В 1998 году трастузумаб получил одобрение FDA как лекарство для лечения
Парадигма рака 2.0
Генетическая революция к началу 2000-х гг. привела нас к большому водоразделу. До этого наш арсенал в войне против рака состоял в основном из оружия массового поражения клеток: вырезания (операция), сжигания (радиация) и отравления (химиотерапия). Массированная атака на рак казалась очень грубым средством по сравнению со специфическими таргетированными антителами против определенных генов, которые доставляли свою убийственную полезную нагрузку из токсинов. Погибали только «плохие парни», а сопутствующего ущерба, типичного для методов лечения предыдущего поколения, не было. Победа казалась неизбежной – мы наносили раку все новые удары. Новое оружие позволило нам даже пробить мощный панцирь рака. Мы могли защищаться против его смертоносных клешней. Теперь нас ждал следующий шаг: составить карту генетических мутаций, сопутствующих каждому из видов рака, точно так же, как мы поступили с хроническим миелоидным лейкозом и
Иматиниб доказал, что эта концепция работает на «жидких» опухолях в крови (ХМЛ), а трастузумаб – что она работает и на «твердых» опухолях. Оставалось лишь найти мутации, характерные для того или иного рака, и сконструировать правильные лекарства для их уничтожения.
Лечение – парадигма рака 2.0
Геномная революция была неудержимой и даже не собиралась замедляться. Скорость технологического прогресса и накопления медицинских знаний лишь увеличивалась. Новые лекарства были трудны в разработке, что отражалось и в их цене, и доходы от первых нескольких средств оказались баснословными. К «золотой лихорадке» подключились и стартапы, и фармакологические гиганты, и университеты. Карта человеческого генома уже была доступна, и казалось, что найти мутации, мешающие полностью излечить рак, будет просто, как дважды два.