У женщин-азиаток, живущих в Азии, самый низкий риск развития рака по сравнению с азиатками, переехавшими в США (средний), и американками азиатского происхождения, родившимися и выросшими в США (самый высокий)[103]
.Миграционный эффект для рака груди, 1983–1987
Источник: J Natl Cancer Inst. 1993 Nov 17;85(22):1819–27
Тот же феномен наблюдается и для других видов рака. У японца, переезжающего на Гавайи, риск рака простаты повышается примерно в семь раз по сравнению с японцем, живущим в Осаке. А вот с раком желудка картина наблюдается противоположная: у японца, живущего в Японии, риск этого рака почти в пять раз выше, чем у японского иммигранта на Гавайях. В этом случае, как мы уже знаем, снижение риска, скорее всего, связано с меньшим риском инфекции
Эти хорошо известные миграционные закономерности явно противоречат парадигме «рак – в основном болезнь генетических мутацией». Генетическая предрасположенность отвечает максимум за 30 % риска. Наибольшее влияние на риск развития рака оказывает окружающая среда – особенно рацион питания и образ жизни. Генетическая парадигма рака близоруко сосредотачивалась только на «семени», но на самом деле риск рака определяется
Миграционный эффект для заболеваемости раком, 1988–1992
Источник: Cancer epidemiology in the last century and the next decade J. Peto, Nature 411, no. 6835 (May 17, 2001): 390–95.
Проект «геном человека» и его последствия
Теория соматических мутаций царила в онкологических исследованиях с 1970-х по 2010-е гг., словно безжалостный диктатор. Ученых, которые не желали подчиняться парадигме, метафорически «ссылали в Сибирь». Война против рака за время правления теории соматических мутаций продвигалась невероятно медленно. Выживаемость при самых распространенных видах рака практически не росла. Люди не жили дольше. Заболеваемость раком не снижалась. Эта патовая ситуация в исследованиях рака особенно сильно контрастировала в успешности с практически всеми крупными предприятиями человечества в конце XX в.
Технология – от биотехнологии и генетики до компьютеров и полупроводников – развивалась невиданными за всю историю темпами. Сетевые связи (интернет, социальные сети) вырастали с потрясающей скоростью. Вычислительная мощность компьютеров удваивалась примерно каждые полтора года. Космические путешествия стали реальностью. Если обратиться к медицине, то смертность от болезней сердца резко снизилась: достижения в области медикаментов, наблюдения, медицинских интервенций и хирургии помогли уменьшить ее практически вдвое.
А рак? Рак вел себя как малолетний преступник. Мы, безусловно, не игнорировали его. Нехватки денег мы тоже не испытывали. На исследование рака ежегодно уходили миллиарды долларов: бюджет одного только Национального института онкологии США в 2019 году составлял $5,74 млрд. Если добавить к этому благотворительные фонды и другие источники финансирования, в том числе фармацевтические компании, то на программы исследования и борьбы с раком, скорее всего, уходит не менее $20 млрд в год. Ученых, исследующих рак, тоже более чем достаточно. На момент издания этой книги на сайте PubMed.gov, который является частью Национальной медицинской библиотеки США, было выложено 3,83 млн статей, посвященных раку.
После потрясающего старта прогресс в борьбе с раком в начале XXI в. практически остановился. Чудо-лекарства, которые, казалось, сулят нам полную победу, все больше напоминали исключения из правила – средства, полезные для некоторых, но не для большинства.
Проект «Геном человека», завершенный в 2000 году, составил полную карту человеческого генома, но тоже не смог пролить свет на проблему рака, так что в 2005 году был предложен новый, еще более всеобъемлющий генетический проект. «Атлас ракового генома» (TCGA) был еще амбициознее, чем «Геном человека». Вместо одного-единственного человеческого генома ученые решили секвенировать сотни геномов людей, больных раком. Примерная стоимость проекта составляла $1,35 млрд за девять лет[105]
. Многие ученые считали, что «Атлас ракового генома» станет тем самым прорывом, который поможет нам наконец досконально узнать врага и сражаться с ним уже на наших условиях. Проект «Геном человека» секвенировал всего один человеческий геном, а в рамках TCGA собирались секвенировать более 10 тыс. полных геномов.